– И помирать при этом с голоду!
– Ты забываешь, Михаил Иворович, что именно под командованием этого человека армия спасла нас всех! – вскричал суздальский сенатор Илья, поднявшись из-за стола и вставая рядом с Эндрю. – Правда, для тебя это не довод, ты ведь сражался на другой стороне.
– Ах ты, ублюдок…
– Сенаторы, сенаторы! – Эндрю грохнул председательским молотком по столу, украшенному резьбой. Илья бросил на Михаила испепеляющий взгляд и вернулся на свое место. – Война – дело прошлое. Сейчас мы обсуждаем военный бюджет, так что давайте не отвлекаться от темы.
Сев на свое место, он оглядел собрание. «Все это было бы намного легче, если бы Михаила и кое-кого из других бояр, выбранных в сенат, просто-напросто расстреляли в свое время», – подумал он, уже не в первый раз сожалея о том, что объявил после войны полную амнистию всем, кто присягнет на верность Республике Русь. Он чувствовал, что Линкольн одобрил бы этот шаг, да и Калин, баллотировавшийся в то время в президенты, был с ним полностью согласен. Эндрю был уверен, что и сам Линкольн после победы в войне там, в Штатах, сделал то же самое в отличие от многих других государственных деятелей, которые уничтожали побежденных тысячами, сея семена ненависти и раздора, чьи плоды придется пожинать следующим поколениям. Если же создать прецедент мирного разрешения разногласий, то это послужит благополучному существованию республики и тогда, когда их всех уже не будет на свете.
Никто не ожидал увидеть Михаила, сводного брата боярина Ивора, живым и невредимым. Он скрывался, пока не была объявлена амнистия, а затем вдруг объявился – и не иначе как в качестве сенатора от Псова. Наверняка он добился этого подкупом.
Законодательный орган республики состоял из одной палаты, в которую избиралось тридцать восемь сенаторов. Наиболее радикальными и последовательными республиканцами были представители Суздаля и частично восстановленного Новрода. Крестьяне более отдаленных районов, пережившие эпидемию и нашествие тугар, плохо разбирались в политике и автоматически голосовали за своих прежних правителей. Эндрю понимал, что до тех пор, пока железная дорога не объединит страну в одно целое и пока люди не получат хоть какое-то образование, они так и не поймут, что их избранники заботятся не об их нуждах, а лишь о том, чтобы сохранить свою власть над ними.
Эндрю откинулся в кресле. Было забавно, что в сенате ему приходилось не столько председательствовать в качестве вице-президента, сколько выполнять функции своего рода консультанта-просветителя, то и дело прерывая ход заседания, чтобы растолковать основы парламентской системы людям, которые раньше не имели о ней никакого понятия. В теории все выглядело так хорошо и просто, на деле же получалось черт знает что. Эндрю не раз задавался вопросом, что сказал бы обо всем этом Том Джефферсон.
– Я требую сатисфакции! Илья оскорбил меня! – кричал Михаил, не желая садиться на свое место. – Он всего лишь полуграмотный крестьянин, как его отец и все прочие предки.
– А ты всего лишь незаконнорожденный ублюдок! – отчеканил двоюродный брат Калина сенатор Петров, избранный от одного из северных суздальских районов. – Ты никогда не имел никаких прав в отличие от своего брата Ивора Слабые Глаза.
– Сенаторы! – Эндрю с такой силой бухнул молотком об стол, что ручка сломалась и молоток полетел, вращаясь, в самую гущу заседающих.
Это возымело действие, вызвав хохот на галерее для зрителей и утихомирив законодателей. – Сенаторы, – повторил Эндрю спокойным тоном, когда хохот улегся, – прежде всего мне хотелось бы подчеркнуть, что попрекать человека его происхождением недостойно звания сенатора. – (Петров гневно взглянул на Эндрю при этих словах, но сел на свое место.) – В остальном же, не унижая ничьего достоинства, вы можете говорить все, что думаете. А происхождение человека больше не имеет никакого значения в нашей республике. Каждый имеет право стать сенатором независимо от того, кем был его отец.
На галерее и в рядах сенаторов-простолюдинов раздались аплодисменты, и Михаил, посмотрев в свою очередь на Эндрю волком, ничего не сказал и тоже уселся.
– Еще одно, – бросил Эндрю, подняв голову к галерее. – Здесь происходит заседание сената, и непозволительно мешать ему. Публика допускается на все заседания, но если вы будете кричать и бросать реплики, то сенат превратится в базар. Этого я не могу допустить. Если зрители хотят сказать что-нибудь своему сенатору, то могут сделать это за пределами этого зала.
Зрители на галерее пристыжено стихли.
– Ну вот и хорошо. Надеюсь, все поняли наши правила? – спросил Эндрю любезным тоном университетского профессора.
Часть сенаторов утвердительно закивала, подобно старательным студентам на лекции по любимому предмету, но бывшие бояре, сгрудившиеся вокруг Михаила, лишь поглядывали на окружающих с презрением.
– Замечательно. Михаил, сенатор от Псова, спросил меня, как министра обороны, о военном бюджете на следующий год. Сенатор, вы задали все вопросы, какие хотели?
– Я считаю, что твои слова насчет налогов и расходов – сплошной обман.
Эндрю подавил вспыхнувший в нем гнев, понимая, что Михаил наслаждается, поддразнивая его таким образом.
– Вы говорите, что это обман. Не будете ли вы добры уточнить, что вы имеете в виду, – учтиво произнес
Эндрю, бросив предостерегающий взгляд на генерала суздальской армии Ганса, побелевшего от ярости.
– Я имею в виду сумму в четыре миллиона долларов, как вы их называете, которую президент Калин затребовал в качестве налогов.
– Да, президент запросил такую сумму.
– И почти вся она, три доллара из каждых четырех, должна быть истрачена на твою армию.
– Это армия Республики Русь, сенатор, а не моя, – холодно поправил его Эндрю.
– А чуть ли не два миллиона из трех идет на фабрики, где делают все эти рельсы и поезда, которые тоже нужны только для армии.
– Правильно, рельсы необходимо прокладывать в первую очередь для того, чтобы быстро переправить войска и оружие, если нападут на наши границы. Как всем известно, мы заключили договор с Римом, одобренный большинством из вас. Когда железная дорога будет построена, мы сможем перемещать целую армию на сотни миль в течение нескольких дней, быстрее, чем передвигается конница орды.
– И не забывайте о нашем Высоком Предназначении, – выкрикнул Василий. – Надо рассказать всему свету, кто мы такие, и объяснить, что мы хотим объединить все народы в одну систему, без бояр и без тугар.
– Василий, вы нарушаете порядок, – упрекнул его Эндрю, хотя и был благодарен ему за поддержку.
