Эдвин Табб - Майенн

Дюмарест посмотрел вниз, на свои руки. Они против его воли сжались в кулаки, костяшки побелели, мышцы напряглись. На мгновение он почувствовал непреодолимое желание вцепиться в горло сидящему рядом существу и задушить, уничтожить это чудовище… Но это было бы бесполезно, а Харг от этого не останется в живых.

Она повторила вопрос:

— Так я прав?

— Да.

— То есть, выбери он отравленный фрукт, значит он — неудачник. Правильно?

— Да, — снова сквозь зубы повторил Эрл.

— Он уже сделал выбор, — сказала она через минуту, — и ему повезло. Интересно, почему он взял этот, а не другой? Как долго он сможет не ошибаться? Какой фактор способствует его выбору?

— Сложный вопрос, — произнес Эрл, — эта проблема веками волновала лучшие умы человечества. И до сих пор никому не удалось найти ответ. Может, ты сможешь сделать это.

— Я подумаю.

— А между делом сделай все-таки так, чтобы фрукты и все остальное вокруг было безвредным, неядовитым. Иначе ты рискуешь потерять свой подопытный материал.

Она засмеялась, приоткрыв пухлые алые губы, и спросила кокетливо:

— Ты очень осторожен, Эрл. Неужели ты любишь их всех так сильно?

— Не в этом дело.

— А в чем?

— Я тоже подопытный образец, — напомнил Дюмарест, — и может статься, что в очередной раз мне не повезет так, как Харгу.

— Но твоя осторожность — часть любви?

— Да.

— А что еще входит в это понятие? Жертвенность? — Она поднялась и встала, поджидая его. — Это еще одна любопытная концепция, которую я должен исследовать до конца. Я придумаю план. С этого момента я не буду отягощать вас разрозненными одиночными экспериментами. Так что не беспокойся: фрукты и прочее в долине — неядовито и неопасно с этой минуты.

— А наш корабль? Когда мы сможем воспользоваться им?

Мгновение она выглядела молоденькой и простодушной красивой девушкой, которая, опустив глаза, всматривалась в переливы бегущего внизу ручейка. Но это длилось всего мгновение. Она повернула голову, и Дюмарест встретил холодный, расчетливый взгляд умных глаз, которые, казалось, прожили миллионы лет и помнили все, что видели и узнали. И он прочитал в них, что Тормайл может с легкостью уничтожить их, не задумываясь, если они будут надоедать и тяготить его.

— Вы улетите только тогда, когда я выясню для себя абсолютно точно, что означает любовь, — медленно и отчетливо произнес голос Тормайла, — не раньше…

Чом поднял лук, натянул тетиву и спустил стрелу. Он присвистнул, криво усмехаясь, видя, что стрела вонзилась в добрых десяти футах от дерева, которое они использовали в качестве мишени.

Дарока покачал головой:

— Не совсем правильно. Старайся не дергать тетиву, когда пускаешь стрелу. Просто напрягай и расслабляй пальцы кисти руки. Смотри! — он выстрелил из своего лука, попав точно в середину ствола, — попробуй еще раз.

— Какой толк от всего этого? — Чом поглаживал свою левую руку, — я не могу стрелять из этого чертового лука, у меня болит рука. Мне гораздо более по душе хорошая дубинка, и я буду чувствовать себя в полной безопасности.

— Это лишь дело практики, — настаивал Дарока, — тебе надо продолжать тренироваться. Обвяжи левую руку чем-нибудь для защиты; натягивая тетиву, отведи стрелу до подбородка и прицелься, глядя на ее кончик и дальше. Отпускай тетиву легко, не дергая.

— Все равно я вооружусь дубинкой, — упрямо сказал Чом, — ты ведь учился владеть луком еще ребенком, а я — нет. У меня не было времени для игр. Но как бы то ни было, чем, скажи пожалуйста, нам поможет подобное оружие в борьбе с Тормайлом?

Харг спокойно ответил ему:

— Мы не собираемся сражаться с Тормайлом. В прямом смысле этого слова. Нам предстоит сразиться с чем-то необычным, как например, недавно Эрлу. Человекообразные или звероподобные существа. Все, что нам на данный момент известно, это лишь то, что он собирается подвергать нас разным тестам и испытаниям, и мы должны быть готовы к самым худшим и непредвиденным вариантам.

Чом больше не возражал. Вместо этого он молча отложил лук и стрелы в сторону и взялся за работу над своей дубинкой. Увесистый камень был укреплен в расщепленном конце толстой палки: Чом привязал его полосками ткани, оторванными от своей рубашки. Сейчас он привязывал новые полоски ткани, чтобы сделать петлю, удерживающую дубинку у запястья.

Неподалеку Дюмарест терпеливо работал над своими ножами.

Перед ним лежала наготове небольшая горка срезанных тонких сучьев, которые он уже очистил от коры и обрезал до необходимой длины. Эрл старался обточить их концы до нужной толщины, сделав их острыми и тонкими. Рукоятки он не обтачивал.

Майенн спросила, глядя на его работу:

— Ты думаешь, они годятся для борьбы, Эрл?

— Эти ножи? — он взял один из сделанных ножей. — Ими можно великолепно резать, рубить и ими можно убить ничуть не хуже, чем острейшей сталью. Единственно, что необходимо еще сделать, так это обмотать что-нибудь вокруг рукояти, чтобы не скользила рука.

Она хотела спросить совсем не об этом, он понимал это прекрасно, но сделал вид, что для него все просто и ясно. Когда он потянулся за следующей заготовкой, она мягко поймала его руку:

— Эрл, ты был один у реки слишком долго. Я хотела подойти к тебе, но не смогла: там был какой-то странный невидимый барьер, который не пустил меня. На кого он был похож на этот раз?

— Тормайл? Я ведь уже говорил тебе. На Лолис.

— Она ведь была очень красива.

— Да, ну и что?

— А ты был обнажен, плавал, и… — она оборвала себя на полуслове, улыбнулась немного виновато и ласково сказала, — прости, Эрл. Просто я глупо ревную тебя. Но когда я начинаю думать о тебе и Лолис, представлять вас обоих на том месте, где мы с тобой были так счастливы, я просто… ты простишь меня?

— За твою любовь?

— За мою глупость, любимый. Что меняет еще одна женщина в жизни мужчины? Тем более, что она не живая, не настоящая. Ты любил ее там?

— Нет.

— А смог бы?

Его голос стал напряженным и твердым: — Если бы это потребовалось, чтобы освободить всех нас, то — да. Но Тормайл не собирается отпустить нас так легко. Поэтому я не сделал этого.

— Я рада, Эрл.

Он улыбнулся, ласково взглянул на нее и снова взялся за работу. Лезвие одного из ножей показалось ему недостаточно острым, и Эрл взял камень, чтобы уплощить его побольше. Майенн помолчала немного, а затем тихо спросила его:

— Эрл, а он сказал тебе, когда?

— Нет.

— Что же с нами будет?

— Он сказал, что выпустит нас отсюда лишь когда поймет, что такое любовь. Не раньше.