Все восторженно загалдели, особенно молодежь из соседней лунки. Хотя было видно, это имя ничего не сказало им.
– Предлагаю послушать – какую музыку, накопленную за годы отдыха и гармонии, он сможет сегодня нам принести!
Послышались подбадривающие крики. Казалось даже кроги наверху загорелись ярче, бросая отсветы на косые стены. Весц взглянул на него удивленно-остро, будто пытаясь понять, Учитель сделал ему комплимент или насмеялся этим ходом…
Старик, наконец, кивнул, неловко привстав и приветственно помахав пушистой лапкой окружающим. После поднес палец к музыкальному аппарату и вставил в паз. Чуть наморщил носик, почувствовав укол и тут же довольно поднял вверх стекло с остатками своего синего вина.
– За Службу! – крикнул он.
– За Службу! – вразнобой ответили голоса со всех концов зала.
Следак заметил, что над некоторыми столами уже заклубился цветной дым. Веселье разгоралось. Он тоже поднял свое стекло и следом за Учеником отпил вина.
Раздались первые осторожные звуки музыки. Откинувшись в своей лунке, ди-Ггарц снисходительно вслушивался, чего там нажил старик в своей старости. Следак считал себя настоящим ценителем. Музыкальный аппарат, переводящий кровь и связанную эмоцию в гармонически организованный звукоряд, был изобретен так давно, что никто уже и не помнил, что авторство – за моголонами. Каким-то странным образом эта штука могла свидетельствовать духовные достижения, выражая музыкальной гармонией – гармонию мыслей. Когда-то давно ди-Ггарц и сам усиленно интересовался этим, пытаясь вникнуть в суть моголонской машинки, даже приобрел одну, хотя та стоила немало. Все, что удалось выяснить – музыкальный аппарат весьма слабо реагировал на сиюминутный эмоциональный настрой. Но почти всегда умел доставать из живых какие-то глубинные уровни, почти не задеваемые бурными волнами поверхностных будней…
Музыка Весца была ритмически организованной и ладовой. Размеренная и лишенная диссонансов, она неторопливо повторяла обороты, изменяя их во времени, будто повторения циклов природы. В ней было что-то цепкое, щемящее, и в то же время светло-возвышенное. Протяжный невысокий мотив настойчиво возвращался в вариациях, словно ища выхода и не находя его. Это было, как неясный вопрос, тревожащий душу, но молчаливый перед умом. Было так, словно похожие волны с перерывами набегали на один и тот же берег, отсвечивая то звонким светом солнца, то мягким светом звезд. Мотив не был особо изысканным, но он как-то доходил до самой глубины, цепляя странные потаенные нити в душе. Следак, профессионально контролируя окружение, заметил разлившуюся тишину в «зале веселья», замершие взгляды живых. Похоже, музыка задела и молодежь, и опытных оперов Службы…
Когда неуместно появилась согнутая фигура безымянного, Весц только кивнул, принимая из его тонких рук новое стекло с вином. Ди-Ггарц подумал, что гость заслужил еще десяток таких стекол своей музыкой.
– Какие чудесные звуки, – задумчиво сказал Следак. – А я и не знал, что ты достиг таких гармоний. Поздравляю… Мне кажется, я начинаю скучать по отдыху.
Он с удивлением ощутил в себе некую едкость. Неужели этот старый, облезлый безработный вызывает в нем… что-то типа ревности? Он внутренне отмахнулся от самой вероятности подобного. И все же, все же странная неприязнь копилась в душе, будто гладили спину против шерсти.
– Да будет тебе, – смущенно ответил гость, чуть прижимая уши. – Музыка, как музыка. Лучше расскажи, что нового в нашем отделе? Еще не придумали, как сделать «определитель плесени»?
– Если бы у нас был «определитель плесени», наша жизнь стала бы легкой по-детски, – натянуто рассмеялся ди-Ггарц. С удовольствием отметил, как чисто прозвучал его голос, как ровно и упруго блестит шерстка, в отличие от дребезжащих звуков, издаваемых собеседником, и его помятого вида.
Весц неторопливо кивнул. Его голова, с тщательно выбритым кругом лица и облезлой шерстью на висках, печально качнулась в знаке согласия. Всю жизнь он был несгибаемым оптимистом, но теперь, когда он перестал есть и говорить, стали видны привычно скошенные углы рта и глаз. Следак вдруг заинтересовался, возможно ли омолодить в таком возрасте? Это было сомнительно, но ведь сила Кнэ не имеет границ…
– Знаешь, – снисходительно сказал он комплимент гостю. – Мне понравилась твоя музыка. Ты действительно находишься на пути постижения гармонии. Твоя жизнь прошла со смыслом.
Тот усмехнулся, снова приложившись к стеклу.
– Жизнь не прекрасна, – сказал он с упрямым выражением, избегая смотреть в глаза собеседнику. – И далеко не совершенна…
Следак повернулся с деланным удивлением. Ученик снова отпил из стекла, и было ясно, что вино скоро начнет оказывать свое действие.
– Стар я стал, – сказал Весц, и его уши поникли. – И у меня нет шансов впереди, как у тебя. Посуди… я только что съел это замечательное жаркое здесь. Но… я даже не знаю, вкусно ли оно было. Только мои глаза говорят мне, что это деликатес…
Следак кивнул с сочувствием. То что реццы в старости лишаются чувства вкуса, было общим фактом.
– Правнуки потешаются надо мной, подсовывая мусор вместо еды, а я ничего не могу разобрать… – пожаловался он совсем расстроенным тоном.
Как не сочетался этот тон старика со строгой и возвышенной музыкой, все еще льющейся в зале.
– Ты знаешь зачем я пришел?
Ди-Ггарц покачал головой, но это была неправда. Конечно, он знал. После того, как Весц постучал к нему, пришлось пройтись по его послужному и социальной биографии. И вещи не были нормальными. Его бывший первый помощник, весельчак Чудила, недавно умудрился получить высшее взыскание. Это было глупостью несусветной, особенно для почтенного, вышедшего на покой со Службы. И, конечно же, навредило на всех уровнях и ему, и его семье.
– Мой внук… – начал Весц нерешительно. – Он не должен страдать из-за меня… Понимаешь, он такой смышленый… как я в молодости. Ты помнишь, Учитель, каким удачливым был я в молодости?!
Весц с надеждой взглянул своими блеснувшими глазами в лицо Следака. Но тут же опустил взгляд.
Ди-Ггарц смотрел холодно, тяжело. Прошлому касаться настоящего бессмысленно! Сказал в ответ:
– Я уже давно не учитель тебе. Старик старика не учит – каждый реализует то, что воспринял в себя раньше. По возрасту я куда старше тебя, и понял это давно.
– Но ты же знаешь, что они делают с родственниками неудачников?
– Знаю, конечно. Родственники перенаправляются на «без-профессию», чтобы обрести новый шанс. Им нельзя повторять карьерное направление отцов и дедов.
Следак замолчал, презрительно представляя всю тяжесть сказанного для гостя. В мире, где узаконено правит своячество и протекция родни, оказаться без поддержки – все равно, что выйти на улицу побритым наголо. Или превратиться в моголона.
