– Поживем – увидим… – неопределенно ответил я, и вышел из кухни…
Где-то в центре Москвы…
– Господин Учитель, у нас проблемы! – Дмитрий Дмитриевич навытяжку застыл перед шефом, бестрепетно глядя своими холодными, стально-серыми за стеклами очков глазами в маленькие, масляные глазки Учителя.
– Только не говорите мне, ради Бога, что доллар стал стоить столько же, сколько и рубль! – попытался пошутить Учитель, но в голосе его явно проскользнули раздраженные нотки – слишком уж много проблем вдруг появилось у них в последнее время…
Дмитрий Дмитриевич на натянутую шутку начальства никак не прореагировал, положил на стол свою неизменную красную папку, деревянным, лишенным всяких эмоций голосом сказал:
– Сегодня ночью, во время метели, Екатерина Воронцова бежала с нашей базы в Комоляках. Сейчас ведутся поиски, но след взять не удается – снегопад, метель, все замело…
Учитель на секунду побагровел, даже открыл было рот, для того, чтобы сказать, что он думает по поводу этого происшествия и по поводу эффективности работы своих сотрудников, но сдержался, и даже вдруг улыбнулся:
– Какие у нее шансы выжить?
– Шансов очень мало – это же практически тайга, север Вологодчины, а она ушла без серьезных запасов пищи, без оружия. За несколько последних лет в окрестных лесах расплодилось большое количество волков, Воронцова станет их жертвой с вероятностью в девяносто восемь процентов!
– Хорошо, а может она выжить? – все с той же улыбкой поинтересовался Учитель.
– Да, но только в том случае, если ей удастся добраться до ближайшей деревни, что в шестидесяти километрах от нашей базы. А пройти за один день шестьдесят километров зимой, в лесу, в тяжелом тулупе, да еще и беременной – невозможно! Значит, ей придется ночевать, и эта ночевка станет для нее последней…
– Аминь! Слава Богу, на нас греха нет, – деланно закатил глазки к потолку Учитель, поднял было руку, намереваясь перекреститься, но не стал, а лишь махнул ею:
– Тут еще вот что, Дмитрий Дмитриевич! Как можно тщательнее проверьте местность, где будет происходить обмен, на предмет засады, и расставьте своих людей так, чтобы Воронцов и Хосы во время передачи Прибора были ликвидированы сразу, быстро и, по возможности, незаметно! В связи с побегом и многовероятной… м-м-м… самоликвидацией Воронцовой, дальнейшее сотрудничество с группой Хосы-Воронцов видится мне м-м-м… бессмысленным! И, наконец, самое главное! Если учесть, что Прибор практически в наших руках, то можно считать, что выполнению нашего основного плана уже ничего не помешает…
Дмитрий Дмитриевич медленно и спокойно наклонил голову, подтверждая слова шефа, потом снова застыл в прежней позе…
Утро началось для меня скверно – полубессонная ночь, проведенная в приютившем нас доме друзей Хосы, бесконечные мысли о Кате, о том, как все будет происходить завтра на улице Инессы Арманд, затаенная радость и надежда на предстоящую встречу с женой, и в то же время – предчувствие беды, страшные видения, окровавленные тела на сером московском снегу – все это к утру просто-напросто вымотало меня до самой крайности…
Когда рассвело, я поднялся с постели и в ванной увидел в зеркале свою отекшее лицо, красные, воспаленные глаза, щетину на щеках, словом, лицо полубезумца.
Почему-то мне вспомнилась свадьба Бориса и песня про памятник Свободе, которую пел один из гостей. «Какая эйфория была в конце восьмидесятых, в девяносто первом! Как все радовались тому, что „застою“ пришел конец, что можно теперь не бояться открыто выражать свои мысли и делать все, что хочется, и так, как хочется, а не так, как это кто-то решил за тебя! И что получилось в результате? Вместо Свободы наступил беспредел демонов зла!», – уныло думал я, плеща себе в лицо пригоршни холодной воды: «В принципе, сама идея „КИ-клубов“ – робкая попытка как-то возродить дух истинной Свободы, но и эту идею в конечном итоге подмял под себя все тот же демон – то святое, то истинное, что еще осталось в людях, несколько подонков использовали для достижения своих собственных, честолюбивых целей… И теперь идея дискредитирована, растоптана, и тысячи людей, искренне, всей душой поверивших, снова оказались у разбитого корыта… Ох, что-то меня спросоня на морализм потянуло! Сам-то я – тоже продукт и поборник этой извращенной Свободы, потому что… Потому что лучше уж такая Свобода, чем никакой! И тот парень, в конечном счете, – не прав! Или…», – я тряхнул головой и разозлился. Что за идиотские мысли лезут в голову?! И это накануне такой ответственной операции…
Я сунул голову под кран, поежился, когда струйки ледяной воды побежали между волосами, но вялость и разбитость после плохо проведенной ночи как рукой сняло, а вместе с ними вода «смыла» и грустные мысли. Вытираясь жестким махровым полотенцем, я почувствовал себя намного лучше. Ну что же, граф, нас ждут великие дела!
Умывшись, я вскипятил чайник, вяло пожевал бутерброд с колбасой, и занялся проверкой и подгонкой снаряжения. Саня Кох, всю ночь провозившийся с Прибором, безмятежно дрых на отведенной ему раскладушке, и будить его сейчас было совершенно бессмысленно, он и лег-то, наверное, от силы час назад.
Вычистив и смазав пистолет, я вложил беретту в кобуру, проверил «броник», еще раз осмотрел весь свой арсенал – цилиндрики «тарантула», нож, последнюю из оставшихся светошумовых гранат, баллончик с «паралитиком», потом перебинтовал заживающую рану на левой руке, и уселся на кухне, напротив окна – ждать Хосы.
За окном расстилалась заснеженная, поросшая купами серых, голых деревьев равнина. Февральские ветры намели у стволов длинные сугробы, мартовское солнце навело на них корочку наста, и теперь сугробы даже издали блестели, словно лакированные.
Через равнину, то ныряя в неглубокие овраги, то виясь по гребням холмов, шла дорога, весной и осенью, видимо, раскисающая и превращающаяся в непролазные топи, но сейчас, благодаря ночным морозцам, вполне проезжая. По ней и должен был приехать Хосы.
Красную «Хонду» Руслана Кимовича я увидел еще на далеких подступах к дому – возле некогда белой, а теперь серой будки с надписью «Осторожно, газ!» мелькнуло и сразу исчезло за холмом знакомое красное пятнышко автомобиля шефа.
«Почему он помогает мне?», – подумал я, разминая сигарету: «Ведь, казалось бы, что я ему и кто? Он – глава преуспевающей фирмы, человек со связями, с положением в обществе, при деньгах, причем настолько при деньгах, что может себе позволить их не считать! А я? Чуть ли не беглый каторжник, убийца, телохранитель-неудачник, да еще и с проблемами – похищенная Катя, убитый Пашутин, Прибор этот долбанный… Или все совсем не так, как я думаю, и я просто пешка в какой-то совершенно непонятной мне, сложной и кровавой игре? Пешка, которую вдруг стала опекать такая сильная фигура, как Хосы? Эх, хорошо читать детективы – если что и не понятно, посмотрел в конце, и все сомнения – как рукой… Интересно, какой конец будет у этой истории, и удастся ли мне его… прожить?»
