– Откуда тебе знать, что будет? Цыганка тебе по руке ворожила или ты к гадалке ходил? Бабушка гадала, надвое сказала, то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет…
В голосе Катерины звучала открытая насмешка, даже издевка. Можно, конечно, ее проигнорировать, можно молча подняться и уйти к себе, запереться в комнате, сидеть, как сыч и… И черт его знает, что будет и как все обернется дальше, завтра, например, или через день. Он один тут, совсем один, Юдин с подельником черт знает где, одному до них не добраться, жизни не хватит. И сам на ниточке подвешен, от проверок и ненужных вопросов пока форма спасает, но где гарантия, что не остановит его на улице патруль «коллег» и старший не поинтересуется, глядя в документ: а какого, собственно, товарищ Алехин И. П. делает в Москве, когда должен находиться в расположении войск Западного фронта? И на слово точно не поверит, и как тогда быть – отстреливаться? Патронов на одну хорошую драку осталось, главное – не забыть про последний, он, как водится, для личного использования. А Катерина… Какой из нее помощник, но стрелять вроде умеет, если сама не врет, да и не из пугливых, на крышу следом за мужиками побежала, «зажигалки» не побоялась. Помочь – не поможет, но, глядишь, и подскажет что дельное, выведет на след юдинский…
– Не гадала, – решился Стас. – Я сам видел пуск ракет, и не раз. На полигоне, во время учений. Но не сейчас, и не через год…
Слова давались ему с трудом, он делал над собой усилие, выдавливал из себя каждое, понимая, как дико и неуместно прозвучит оно в этой комнате, в этом времени, дне и часе. Катерина молча слушала его, только один раз вздрогнула от холода и натянула на голое плечо одеяло, лицо ее оставалось неподвижным, и, как в полумраке показалось Стасу, равнодушным, что не вязалось с ее недавней иронией.
– Я из будущего, – выдал наконец он. – Я родился через сорок лет после начала войны. Меня еще нет, мой отец ребенок, матери нет на свете. В этом доме жила моя бабка, Савельева, она сейчас в Самаре, а дед на фронте, они познакомятся только в сорок пятом.
Выговорился, и вдруг почувствовал, что стало легче, отпустило напряжение внутри, разжалась пружина – сказал, и как гора с плеч. А что Катерина о нем подумает – наплевать, сейчас он оденется и уйдет отсюда, из этого дома, и больше они никогда не встретятся, ни в этой жизни, ни в той, тоже потерянной безвозвратно.
– Через сорок лет… Ничего себе. А как ты сюда попал? – спросила Катя.
– Через портал в научно-исследовательском институте. Это что-то вроде лифта сквозь время.
Заходишь, нажимаешь нужную кнопку, двери закрываются, лифт идет вверх или вниз. Потом останавливается, и ты выходишь на своей остановке. В прошлом или в будущем.
– Все так просто? – также спокойно уточнила она.
– Ну, не совсем, – уклончиво ответил Стас, памятуя слова Ковригина о пусть немногочисленных, но все же существовавших добровольцах, что вернулись из путешествий по времени в разобранном состоянии.
– Я так и знала. – Катя перевернулась на спину и тоже уставилась в потолок. Помолчала с минуту, фыркнула, приподнялась на локте, и в темноте Стас чувствовал на себе ее взгляд.
– Пили вроде одинаково, – задумчиво произнесла Катя, – из одной бутылки. Мне вот черти не мерещатся. Сорок лет… Это ж надо такое придумать.
Рассмеялась и демонстративно отодвинулась от Стаса, между ними даже образовалась пара сантиметров свободного пространства, и в нем уже сквозил отчетливый острый холодок. То ли хмель выветрился, то ли снаружи показала зубы ранняя зима, но по коже бежали мурашки, стало неуютно и одиноко. Стас поднялся с кровати, ступил на ледяной пол и моментально оказался у стены с вешалкой, обшарил карманы шинели, нашел, что искал и вернулся обратно под одеяло. Катя даже головы не повернула, так и лежала, глядя в потолок, с ехидной, как мог поклясться ухмылкой Стас, хоть лица женщины и не видел. И долго бы еще ей так лежать, если бы не засветился плоский экран тонкой «нокии», не раздалась из динамика музыка – развеселый мотивчик вкупе с рифмованной бессмыслицей на тему «я страдала-страданула…».
Стас эту песенку терпеть не мог, принялся прокручивать плэй-лист дальше, комнату оглашали обрывки рока, попсы и техно поочередно, на экране чередовались клипы. И в свою очередь не обращал внимания на Катерину – та села на кровати, поджав колени, и как зачарованная не отводила от смартфона глаз.
– Мобильный телефон, он же носимое приемопередающее устройство для связи. Есть у каждого, даже у бомжей. Бомж – это… Фиг с ними, тебе будет неинтересно. Итак, мобильник, с его помощью я в любой момент могу связаться с любым человеком в любой точке Земли, если знаю номер его телефона. Но не здесь и не сейчас, сигнала нет, и оператор не отображается. Но это нормально, вышек сотовой связи и антенн на высотках понатыкать еще не успели, лет через пятьдесят появятся, не раньше. Но этот телефон не только для разговоров, – Стас нашел в меню пункт «фото» включил и навел на Катерину.
– Улыбочку! – одновременно полыхнула вспышка, Катерина зажмурилась, но снимок вышел удачным, и Стас немедленно продемонстрировал его. – Извольте полюбоваться. Матрица девять мегапикселей, память на две с лишним тысячи фотографий, вспышка, автофокус…
Катя сперва завороженно смотрела на саму себя, потом спохватилась и принялась поправлять волосы.
– Ужас какой. Это я так выгляжу? – Стас ее не слушал, вернулся музыкальное меню, нажал на воспроизведение первого попавшегося клипа и кинул орущий смартфон на одеяло.
– Держи.
Катя глянула на Стаса недоверчиво, осторожно, точно «нокиа» кусалась, дотронулась до мобильника, взяла его двумя пальцами и принялась рассматривать. С минуту глядела на экран, где кривлялось нечто среднего рода – то ли баба, то ли мужик в белоснежных лосинах и черном кудрявом парике, спросила растерянно, даже беспомощно:
– Что это? Кино? Почему он так орет и дергается…
– Рашен мьюзик, – объяснил Стас, – у нас теперь других нет, все такие. «Вернее, были» – о бесславном настоящем России он решил пока умолчать, справедливо полагая, что «нокии» будет достаточно.
– Убери его. – Катя не выпускала смартфон из рук, перевернула и пристально разглядывала крышку с «глазком» камеры.
– Кнопку нажми. Вон ту, – после второй попытки смартфон заглох, и в тишине Стас услышал гул пролетевшего над домом тяжелого самолета. Далее, впрочем, ничего не воспоследовало – сирены не взвыли, голос из «тарелки» репродуктора не пригласил москвичей проследовать в бомбоубежище, не заметался по этажам Лаврушин. Стас выждал еще немного, и предъявил следующий артефакт – расписной блестящий кусок пластика с чипом.
