Глава 8. Воронеж
…Шли ходко.
Мимо проплывали заросшие гигантскими сорняками поля, разрастающиеся в разные стороны подлеском лесополосы, покинутые и постепенно разваливающиеся от времени и непогоды поселки.
Везде – одно и то же.
Но в сторону Астрахани, куда мы обычно ходили, места были более или менее живые и понятные: нахоженный контрабандистский маршрут, как и любая дорога, обрастал своей собственной инфраструктурой.
Не так далеко, к примеру, от страшных промышленных руин Волгограда один вышедший на покой байкер даже держал дорожный мотель.
Отчаянный парень, конечно.
Еще одно доказательство того неоспоримого факта, что человек ко всему приспособится.
Хуже любой кошки.
Тем не менее, там хотя бы была жизнь.
А здесь – просто какая-то терра инкогнита…
…Повеселил проржавевший указатель: «Нижний Мамон».
Кое-кто предложил поискать Верхний, за что сразу же был отправлен в дозор.
Шутки шутками, а выглядели покинутые жилища, скажем так, несколько жутковато.
Когда-то здесь была жизнь, кто-то ссорился, женился, разводился, рожал детей, умирал, хоронил близких.
И ладно бы еще война.
После войны люди как правило отстраиваются, обживаются.
А тут – никому ничего не надо.
Те, кто еще пытается жить, на самом деле не живут, а или доживают, или выживают.
В самом прямом смысле этого слова.
На ночевку встали в Задонске.
Чарли с Гурамом сделали положняковые радиационные замеры и пошли ловить рыбу, пообещав всех накормить настоящей тройной ухой, – река, к их непомерному удивлению, оказалась чистой.
Шуточки с гранатами я им, правда, запретил, – нечего лишнее внимание привлекать.
Вдруг сидят, понимаешь, в местных лесочках какие-нибудь партизаны, может, еще с какой той войны…
Конечно, как придут, так и уйдут, только – зачем?
Нам и без них хорошо…
К нашему с Красотулей костерку присоединились Андрей Ильич и Боб Костенко. Я боялся, что снова начнут агитировать в Крылья, но нет, обошлось…
Может, настроение не то было, а может, решили взять на измор.
В осаду, так сказать.
Говорили мы вообще мало, что Андрею Ильичу в общем-то не свойственно. Распили припасенную Бобом фляжку коньяка (неплохо, надо сказать, живут Крылья – фляжечка-то явно не последняя), перебросились парочкой бородатых анекдотов.
Идиллия, бля…
Через пару часиков вернулись рыбачки.
Н-да…
Может, на этой прекрасной планете человек и вправду лишний…
По крайней мере, река была по-настоящему живой. И рыбы в ней было – видимо-невидимо.
Лещ, окуньки, судак.
Даже пару стерлядок умудрились как-то взять самопальным бреднем, добытчики…
Андрей Ильич сказал, что если бы в его времена на Верхнем Дону добыли стерлядь, это стало бы настоящей сенсацией, все бы газеты взахлеб об этом деле писали.
Где они, кстати, те газеты?
А рыба… гляди-ка, всего-навсего лет двадцать пять нетехногенной разрухи – и уже плавает, родная…
Вожак с Красотулей вызвались помогать чистить рыбу.
Андрей Ильич – потому что умел, Маша – потому что хотелось попробовать.
Живую рыбу она, кажется, видела первый раз в жизни.
Ничего, кстати, удивительного.
Те, кто еще до сих пор живы, предпочитают не покидать насиженных мест.
А в Москве-реке оголодавшее население уже много лет назад даже всех мутантов на жратву извело, а потом туда еще и какую-то очередную гадость сверху по течению вылили, да так, что к этой вонючей помойке вообще ни один разумный человек ближе, чем на двести-триста метров, не подходит.
Мало ли, вдруг ветерок какой.
Подохнуть, конечно, может, и не подохнешь, но проблемы со здоровьем будут обязательно, и к бабке, простите, не ходи.
Мы с Бобом остались вдвоем.
Точнее втроем, потому как мой бывший сослуживец, естественно, сгонял еще за одной фляжечкой.
Вечер был теплый.
Может, просто так случилось, а может, потому что мы уже довольно прилично отмахали к югу.
Мне, кстати, всегда нравилось выходить на южный маршрут именно осенью, а еще больше нравилось приходить в его конечную точку.
Да и местонахожение этой самой точки тоже, конечно, способствовало, врать не буду.
Сама-то Астрахань, естественно, почти что вымерла, но старые деревни в Волжской дельте были вполне себе живы и даже разрастались. И народ там, кстати, жил хороший, хоть и слегка, конечно, разбойный.
Но самое главное – не беспредельный и умеющий себя защитить.
Короче, именно осенью мне там было тепло и уютно, особенно по контрасту со столицей. Я даже иногда подумывал перенести туда точку базирования отряда, но каждый раз отказывался от этой идеи при мысли о неизбежности прихода весны и появлении разных кровососущих тварей.
Это нечто.
Я как-то пару раз попадал, больше не хочу.
Ага.
Ну, да ладно…
Завтра постараемся обойти Воронеж.
Стороной.
Туда, судя по всему, лучше не соваться.
Маршрут я уже наметил.
Боб лежал на боку, молча покусывая травинку.
Я время от времени отмахивался от комаров – у меня повышенное давление, а для этих тварей оно вроде водки для алкоголика.
Только подавай.
Именно поэтому я от переезда в Астрахань-то и отказался, даже на уровне идеи.
А река-то – рядом.
Хорошо еще, что осень.
– Странный ты человек, Гор, – Боб вынул из костра веточку с угольком на конце, лениво прикурил.
– Это еще почему? – вздыхаю.
Не люблю, вообще-то, таких разговоров.
Просто уходить лениво.
И коньяк у него тоже неплохой, чего уж там…
– Тебе почему-то всегда прет. За что бы ты ни брался. Мне парни как-то рассказывали, что с тобой даже в карты играть бесполезно. И все девки, опять-таки, твои. Даже если ты и усилий к этому никаких видимых и невидимых не прилагаешь. Вот и Машка туда же…
Я фыркнул:
– Ну, ты, майор, даешь. Да тебя девок, почитай, в каждой московской подворотне по паре десятков ожидает. Что, ты думаешь, я не в курсе, что ли? Кто еще из нас бабник…
В полиции Боб служил в веселеньком звании поручика.
Но для меня все равно оставался майором.
С Крымской.
С тех самых времен, когда мы с ним еще считались друзьями…
– Да нет, я не об этом. Хотя и об этом тоже. Девок, знаешь ли, – масса. А Машка – одна…
Я промолчал.
Соглашаться с ним не хотелось, но это была чистая правда. Красотуля такая и вправду одна.
Хотя повезло мне или нет – это еще с какой стороны посмотреть…
Я вздохнул.
– Ну, – разливаю фашистский коньяк по стопкам, – тогда чтобы каждому…
Выпиваем.
Я не спеша закуриваю.
– Знаешь, – хмыкаю, – тут, вообще-то, странного как раз ничего нет. Просто я в любой двуногой особи по привычке пытаюсь рассмотреть человека. Даже в женщинах. Да что там в женщинах. Даже, представь себе, в тех, на кого смотрю исключительно через две совмещенные точки на прицеле…
