– В самом деле? Я не уверен, что понял, достопочтенный адмирал. Разве сражение – не упорядоченное применение силы с целью одержать верх над противником?
– Получается, что и да и нет. Эта работа многое ставит с ног на голову, Ватанабе. Вам следует внимательно прочитать ее. Хотя подполковник Верещагин и иностранец, он очень сложный и неоднозначный человек.
Когда они подошли к адмиральским апартаментам, Хории пригласил адъютанта:
– Пожалуйста, Ватанабе, зайдите на минутку.
Ватанабе удивленно кивнул.
– Разумеется, адмирал.
Когда дверь за ними закрылась, Хории указал на шкаф.
– Там есть бутылка хорошего виски и несколько стаканов. Налейте себе и мне, а бутылку принесите сюда. – Он присел за низкий стол.
Ватанабе повиновался, по-прежнему ничего не понимая.
– Кампай! – произнес адмирал, когда Ватанабе сел, и осушил свой стакан, вынуждая капитана последовать его примеру.
– Вы пытаетесь понять то, что подполковник Верещагин говорил о Линкольне, не так ли, Ватанабе?
– Пытаюсь, достопочтенный адмирал. Сожалею о своей тупости.
– Линкольн был поистине великим человеком, Ватанабе. Вам известно, что он родился в бедности? Я видел фотографию его родного дома в Кентукки – в то время наша страна тоже была бедной, но таких лачуг было не много даже в Японии. Однако это не помешало ему к концу своих дней стать победителем в борьбе за свободу.
– Но ведь Линкольн допустил немало ошибок, не так ли? Разве назначенные им генералы не были никуда не годными?
– Человек, одержимый благородной целью, Ватанабе, всегда верит в себя. Иногда Линкольн даже отказывался положиться на Божью волю. Поэтому он время от времени совершал ошибки. Однако это не уменьшает его величия. Человек – это не Бог. Линкольну не было чуждо ничто человеческое – он часто признавал свои промахи, что заставляло его быть снисходительным к промахам других. Это вызывало восхищение и преданность. Только такие люди способны прощать ошибки и помогать друг другу. Но не забывайте, Ватанабе, – добавил он, – что каждый человек должен подчиняться своей судьбе. В одиночку нельзя все изменить.
– Конечно, адмирал.
– Выпейте еще, Ватанабе. – Капитан повиновался. После третьего тоста адмирал наконец заговорил о том, что было у него на уме: – Ватанабе, вы иногда слышите, что говорят другие молодые офицеры?
– Разумеется. Человек всегда слышит то, что говорят другие.
– Ну и что именно они говорят?
– Уверяю вас, ничего особенного, – смущенно ответил Ватанабе.
– Я скажу вам, что они говорят, Ватанабе. Вчера вечером ко мне приходила их делегация, как будто я и так не знал, о чем они думают. – Хории протянул стакан, и Ватанабе снова налил виски адмиралу и себе. – Они жалуются на отсутствие боевых действий – верно, Ватанабе?
Капитан не ответил.
– Вот именно, они прибыли сюда воевать, а никакой войны нет. – Хории осушил стакан, словно забыв о Ватанабе. – Офицеры боятся, что без войны им не видать повышения.
– Возможно, некоторые испытывают подобные чувства, – признал Ватанабе.
– Важно видеть как бы вблизи то, что находится вдалеке, и наоборот. Приходивших ко мне офицеров беспокоило то, что с африканерами, участвовавшими в мятеже, не поступили «по заслугам». Они хотят очистить планету от «антиимперского влияния». Вам ясно, что они подразумевают под словом «очистить», не так ли, Ватанабе?
– Я слышал нечто подобное, но молодые офицеры, когда слишком много выпьют, часто говорят не то, что думают.
– А кто жалуется больше всех? Офицеры гвардейского батальона?
– Возможно, они в числе самых недовольных, – согласился Ватанабе.
– И члены моего штаба тоже? – Хории внимательно изучал лицо капитана.
Ватанабе попытался увернуться.
– Я уверен, они разочарованы, что им не позволили принять меры против Африканерского движения сопротивления.
– АДС – ничто. Кучка дураков. – Хории забрал у Ватанабе бутылку и налил себе еще один стакан. – Так кто платит этим офицерам за выпивку и жалобы – Суми или Мацудаира?
Ватанабе молча уставился в пол.
– Оба, верно? – продолжал Хории, самостоятельно выдавая правильный ответ. – Весьма неосторожно с их стороны. Уж слишком это очевидно. Хотя никого, возможно, не заботит, знаю ли я об этом. Вы согласны с этими молодыми офицерами, Ватанабе?
Капитан не поднимал взгляд.
– Мне кажется, что они высказывают искреннее мнение, которое заслуживает внимания, достопочтенный адмирал.
– Короче говоря, Ватанабе, сколько времени дадут мне мои молодые офицеры, прежде чем они начнут предпринимать действия против африканеров, не дожидаясь приказа?
– О, я уверен, что они никогда не проявят нелояльность в отношении вас, – с жалким видом промямлил Ватанабе, разглядывая стакан, который держал в руке.
– Ха, делегация чуть ли не хором уверяла меня в полнейшей преданности. Они всего лишь не согласны с «дурными советами», которые якобы мне дали. Итак, Ватанабе, когда именно они начнут убивать людей без моего приказа? Через два месяца? Через месяц? – Хории всем своим видом излучал презрение.
– Они кажутся весьма нетерпеливыми, – признал Ватанабе.
– А кто же, по их мнению, дает мне «дурные советы»? – осведомился Хории.
– Разумеется, иностранные офицеры, – с удивлением отозвался Ватанабе. – Кто же еще на это способен?
Несколько минут Хории бесстрастно созерцал стену.
– Ни один человек не в силах избежать своей судьбы, – наконец сказал он.
– Разве полковник Суми не упоминал, что его техники смогли осуществить подслушивание информации, получаемой подполковником Верещагиным? Он похвалялся этим, – рискнул сообщить Ватанабе, желая восстановить себя в глазах адмирала.
– Нет, но для нас представляется вполне разумным стремиться знать то, что знает подполковник Верещагин, – заметил Хории.
Поприветствовав Верещагина, Абрам ван Зейл протянул ему стакан вина.
– Спасибо, не надо, – машинально отказался Верещагин.
Но ван Зейл небрежно отмахнулся от возражения.
– Я ведь пью, а старику вредно пить одному. Кроме того, – он проницательно улыбнулся, – ты выглядишь так, что немного выпивки пойдет тебе на пользу. Садись и расскажи, что происходит.
Ближайший сподвижник Альберта Бейерса, Абрам ван Зейл был очень толковым адвокатом – по крайней мере, так утверждали его друзья. Проигравшие ван Зейлу в суде именовали его старым пронырой, что доставляло тому невыразимое удовольствие. Верещагин назначил его бригадным адвокатом и с удовольствием консультировался со стариком по поводу любых дел, в том числе и имеющих весьма отдаленное отношение к закону.
Верещагин удобно устроился на диванчике.
