И если эта ночь задастся, то ближе к утру ты получишь от меня еще один подарок, не такой весомый, как предыдущий, но, поверь, он придется тебе по душе. А мне будет очень радостно его тебе вручить.
– Конечно же! – Странник подошел к саням, помог Владычице в них забраться, после, рассмеявшись, взял с сиденья красный колпак с белым помпончиком, натянул его на голову и забрался на облучок. – Знаю я пару мест, где можно славно поплясать вокруг елки с народом, попеть песен и выпить вина. Тристан, ты с нами?
– Нет, тут останусь, – проворчал пикси, и устроился рядом со своим постоянным спутником.
– Праздник нас ждет! – мелодично прозвенел голос за их спинами. – А нас ждут на нем! Вперед!
– Ну, пошли! – крикнул Странник и дернул поводья, после чего олени сразу же сорвались с места, причем они помчались не по равнине, взметая снежные брызги, а рванули вверх, в небо. – С Новым годом!
– С ним! – филином ухнул Тристан, невесть каким образом уже оказавшийся на спине одного из оленей.
– С Новым годом! – прозвенел голос Владычицы Льда.
Сани белым росчерком сверкнули на черноте неба и исчезли из вида, стремясь скорее попасть туда, где гремят хлопушки, искрят фейерверки, льется вино, и веселые добрые люди поют и пляшут у зеленых елок, изукрашенных игрушками.
Тут необходимо сделать небольшое пояснение. Изначально я планировал написать несколько рассказов, в которых речь шла бы о делах, которые расследовал Отдел в разные годы, но в какой-то момент все же решил реализовать один из двух замыслов, которые вертелись в моей голове с довольно давних времен. Оба они связаны с одним из самых, как мне кажется, любопытных персонажей, появлявшихся на страницах моих книг – Павлой Веретенниковой. Первый замысел связан с финальными событиями гражданской войны, в качестве локаций там предполагается использовать Кавказ, Среднюю Азию, а также преднэпманскую Москву, и он даже в первом приближении слишком объемен, там идей и уже накопленного материала на дилогию хватит. Правда, нет у меня уверенности в том, что я за эту работу вообще когда-то возьмусь, поскольку она потребует очень много времени, с которым у меня, как, уверен, и у вас, всегда туго. А вот вторая задумка была не настолько масштабна, она тянула на повесть, которую я в результате и написал. И знаете – это интересный опыт. Во-первых, я повестей до того вообще не писал, только романы и рассказы, во-вторых, я ни разу не работал с таким количеством разнообразного исторического материала. Врать не стану, я конечным результатом своего труда доволен, теперь осталось понять, как его оцените вы.
Главные персонажи и все события данной повести выдуманы автором.
Все совпадения с реальными лицами, учреждениями, местами и любыми происходившими в реальности событиями – не более чем случайность.
– Так и не видишь? – спросил шаман у сидящей рядом с ним на бревнышке женщины. – Или как? Сегодня шибко сияет, глазам больно. Холода скоро придут. Сильные!
– Не вижу, – буркнула Павла, сворачивающая самокрутку. Папирос в этих краях не водилось, а курить хотелось, потому в ход шло то, чем были богаты местные жители. Впрочем, она еще со времен гражданской привыкла к простому правилу – радуйся тому, что есть, ведь и этого-то могло не быть, даже относительно привольное житье конца двадцатых – середины тридцатых годов, с ресторанами, квартирой на Садово-Черногрязской и веселыми московскими ночами эту привычку из нее не вышибло. А пребывание в тюремной камере, когда она почти три месяца каждую ночь ждала, что вот-вот скрежетнет дверь, и она в компании с другими заключенными отправится в последнюю поездку, которая завершится у свежеразрытого рва где-нибудь в Бутово или в Коммунарке, только укрепили ее в верности этого правила. – Темное небо, да звезды светят, вот и все.
– Значит, сердится на тебя до сих пор богиня Сациен, – констатировал шаман, пыхнув трубочкой. – Не дает прощения за упрямство твое и глупость. Плохо.
– Да уж чего хорошего, – поежилась бывшая сотрудница отдела 15-К, а ныне ссыльная поселенка Веретенникова. – Что полярное сияние я не вижу – это ладно, невелика беда. А вот что я свое отражение в воде перестала наблюдать, меня очень нервирует. С зеркалами-то тут беда, а я все же женщина.
– Сациен ее владычица, – пожал плечами старый саам. – Ей решать, чье лицо в ней есть, чье нет. Раз тебя нет – значит, не надо. А ты радуйся, что она только лицо забрала. Могла и душу взять. А без души жить плохо. Без души человек как зверь становится.
– Ой, да ладно тебе. – Бывшая оперативница лизнула обрывок от газеты пятилетней давности с завернутой в него махоркой-крупкой, немалый запас которой ей недавно подарила одна из местных жительниц. Она ей от мужа осталась, а того несколько годков назад заломал медведь. – Знаешь, сколько народу вроде и с душой, но, по сути, такие звери, что им самый лютый волчара в подметки не годится? Не сосчитаешь.
– Дура ты, – беззлобно заметил шаман. – Столько лет прожила, а главного не поняла. Когда душа есть, то рано или поздно спрос с нее будет. Что хорошего сделал, что плохого – все Байве вспомнит, когда перед ним встанешь. А с волка какой спрос? Каким его Мец-хозин создал, таким и живет.
Веретенникова вздохнула, понимая, что они с шаманом, похоже, снова говорят на разных языках, и чиркнула спичкой, чтобы прикурить самокрутку несмотря на то, что эту ее привычку тут никто не одобрял. Не курение, имеется в виду, а расход полезного в хозяйстве имущества для столь пустяшного дела, то есть спичек. Обитателями маленького поселка, затерянного на Кольском полуострове, подобное расточительство воспринималось как крайняя степень безумия. Есть же кресало, вот прикуривай от него. Спички-то зачем жечь?
Но Павла была упряма. Она научилась тут многому из того, что раньше ей, вроде бы ко всему привычной, казалось если не невозможным, то не сильно нужным, и только три вещи она не могла для себя принять: прикуривать от устройств, придуманных еще в каменном веке; того, что на боку нет кобуры с пистолетом, и полного отсутствия информации о происходящем в стране и мире.
Последнее, пожалуй, было самым мучительным. Павле даже иногда казалось, что подобное изуверство входило в планы того, кто отправил ее сюда, в эту невероятную глушь. Ей-богу, наверное, ей легче было бы в лагере, где-нибудь в Орехово-Розово или под Кемью. Да,
