Утром мы доехали до Рогожской заставы, здесь располагался пост и собирали плату за въезд.
– Что везем? – деловито спросил охранник.
– Соль на продажу, шесть мешков.
– Пошлина с шести мешков два килограмма.
– Это и за место на рынке? – спросил я наивно.
– За место еще заплатишь четверть мешка, – охранник смотрел на меня со снисходительным презрением, я отвернулся, скрывая ярость.
Вот моль пузатая, раз из села, так и недочеловеки для него. Справившись с собой, состроил робкую рожу лица:
– Скажи, мил-человек, а как мне найти Каца Бориса Моисеича?
– Это доктора, что ли? Да вон дом за площадью пятиэтажный.
– Спасибочки, господин начальник, – сказал я, часто кланяясь в пояс.
Площадь у заставы была довольно чисто убрана, во всяком случае, завалов не было. По площади ездили велосипедисты, да и вообще я заметил, что велосипед в центральном районе являлся популярным способом передвижения у горожан. Несколько телег, встретившиеся нам по пути, явно принадлежали торговцам. Дом, в котором жил Борис Моисеевич, был почти целым, то есть полностью не разрушенными оказались два подъезда, из окон которых торчали железные обрубки труб. Окна были застеклены, в доме жили люди зажиточные, даже двери в подъездах стальные поставили. Во дворе нас встретила странная личность с пропитым лицом, треухом[14] на голове и древним АКСом в руках.
– Тпру, – (это он лошади), – куда прете, кого надо?
– Нам к Борису Моисеевичу.
– А, к дохтору, а по какой надобности?
– Вон соль ему привезли, долг отдать хотим.
– Ну, вон на третьем этаже, окна справа, проезжайте.
На указанном этаже находилась только одна мощная железная дверь, и на наш стук в приоткрытую щель осторожно высунулась лысая голова с острым носом.
– Борис Моисеевич, мы от дяди Изи, у нас к вам дело, – с ходу пропел я.
– Пароль? – строго вопросила лысая голова.
– Да шоб я так жил, как тети-Симин племянник!
– Узнаю Изин юмор, – сказал доктор, снимая цепочку с двери.
– Тетя Сима, моя покойная родственница, – пояснил он. – Так по какому делу приехали, молодые люди? – спросил доктор, пропуская нас в комнату.
Оглядевшись (богато живет племянничек), почти без задержки начинаю:
– Дядя Изя сказал, что человек, начеканивший вот эти монеты – тут я достал из кошеля золотой кружочек с отчеканенным профилем усатого вождя, – хочет большой крови, и у него есть для этого силы и средства, о которых не знают его конкуренты. Короче, Борис Моисеевич, нам необходимо встретиться с лидерами группировок, скажем так, не очень любящих Паука.
Доктор задумчиво потер блестящую лысину, зачем-то посмотрел во двор (окно с настоящими стеклами в раме из металлопластика!) и спросил:
– А в чем же будет мой гешефт? Я, как доктор, при любой власти выживу, ссориться с Пауком не вижу смысла.
Лукавит, падла, сам живет на территории конкурентов Паука, пользуется их покровительством, наверняка часто гуляют одним столом и… Тут ход моих мыслей прервал Юра:
– Борис Моисеевич, возможно, вы и будете полезны клану СБ, но элитарным врачом при Пауке не станете, наверняка такой врач уже существует. Судя по обстановке квартиры, сейчас же вы пользуетесь большой благосклонностью хозяина местной группировки, а после боевых действий, которые, смею вас уверить, приведут к полной победе Паука, квартирка может быть экспроприирована, так что подумайте. К тому же ваши труды мы можем, ну чисто символично, оплатить мешком соли. Вы же видели, во дворе наша телега, и если мы придем к консенсусу, то сорокакилограммовый мешок соли ваш.
(Красиво излагает, вошь ему за воротник…)
– Хорошо, ребята, – сказал доктор, обводя рассеянным взглядом роскошную обстановку своей квартиры. – Вы меня убедили, и я со своей стороны постараюсь повлиять на решение Марата принять вас. Вы, наверное, соль на рынок продавать поедете? А я пока с Маратом переговорю. Думаю, часа через четыре он вас примет, так что, не мешкая, сдавайте соль, покупайте, что вам нужно, и быстренько сюда. Во дворе вас будут ждать и проводят к пахану.
* * *
Рынок находился недалеко от дома доктора. Через двадцать минут после разговора мы остановились у больших решетчатых ворот и, уплатив положенную пошлину, оказались на огромной площадке, огороженной проржавелой металлической сеткой. К нам подскочил маленький человечек в одежде неопределенного цвета с белесым бельмом на глазу.
– Ах, господа хорошие, – затараторил он, – помогу за долю малую сыскать – обменять товар самого высокого качества по самым привлекательным расценкам. Быстро и выгодно.
Мы отмахнулись от прилипалы, и он, раздосадованный, отвалил. Да, продукции на рынке хватало. Причем каждая группа товаров располагалась в одном определенном месте, и у каждого продавца имелись гири, так что, проезжая вдоль рядов, мы смогли быстро обменять соль на интересующие нас товары. Купили мыла, зажигалок, два рулона шелка, мешок редкого у нас кукурузного зерна и два мешка пшеничной муки. В оружейном ряду обменяли десять килограммов соли на патроны для ПК и автоматов. Потом еще прошлись по рынку, выбирая подарки для родственников. В конце концов добрались до ряда где продавали рабов. Соли у нас уже не осталось, но почему бы и не прицениться к столь ходовому товару?
– Сколько раб стоит в переводе на соль? – спросил я у важного бородатого работорговца.
– Смотря какой раб. Цена колеблется от килограмма до трех мешков.
Смотреть на несчастных нам не хотелось, тем более, соли уже не было, зато созрел план по увеличению народонаселения наших поселков, вот в следующий раз приедем…
Ну ладно, не будем загадывать…
Во дворе дома, в котором проживал доктор, нас ожидал крепкий боец в пятнистом камуфляже с короткоствольным АКСУ на плече. Он даже не обменялся с нами приветствием, а просто молча кивнул и вышел со двора. В тесном дворе было трудно развернуться, и Митька долго чертыхался, стесывая колесами углы здания и бетонные глыбы, не убранные со двора. Но, наконец, развернулся, и Ворон зарысил вслед скрывшемуся за углом вояке. Потом мы битый час стояли во дворе усадьбы хозяина территории, ожидая, когда он соизволит нас принять.
Марат удостоил нас аудиенции сразу после обеда. В большой комнате его нового, крепкого, одноэтажного кирпичного дома в воздухе еще витал запах вкусной пищи. Это был человек средних лет, с лунообразным лицом и узкими щелочками вместо глаз. Сидя в высоком богатом кресле за большим столом, он с интересом разглядывал нас, садиться не предлагал, а просто спросил:
