— Ты?! Владыка Кезон и повелитель Баркида? Как ты придешь туда? С повинной головой?
— Нет, Сулла. Я приду туда, как приходят прочие бедолаги. Я был веб-дизайнером, маркетолом, воином, политиком, правителем, сборщиком риса и полольщиком бобов. Почему бы мне не превратиться в паломника? Из меня получится неплохой пилигрим.
— Тебе придется смирить свой дух, обуздать свою гордыню, а это намного сложнее.
— После того, что случилось, мой дух и так висит над телом, раскачиваясь на тонкой ниточке боли. Если я не найду выхода, я погибну, Сулла. Отдыхай, мой верный глашатай. А мне нужно подумать.
— Сколько ты протянешь без Камня Иммерсии?
— Более чем достаточно. Я уже сказал — мне пришлось принять меры.
— Завербовал новых сторонников?
— Вроде того. Меня, признаюсь, самого немного страшит то, что сейчас просыпается внутри меня ото сна. Это было и раньше, но я им не пользовался. В Реальности такие проявления ментальной силы называют харизмой, гипнозом, нейролингвистическим программированием, но суть у этих определений одна и та же — человек может диктовать окружающим свою волю. И у меня такое чувство, что после испытаний, выпавших на мою долю, я стал намного сильнее.
— Ты знаешь границы своих способностей?
— Нет. Но внутри Храма Неба я отыщу ответы на свои вопросы. Уверен.
На рассвете Кезон простился с Суллой, увязал свои пожитки в заплечный баул, прикопал под слой дерна баркидское оружие и доспехи. По протоптанной им тропинке он вышел к полям. Лесной шалаш, служивший ему убежищем, остался позади. Утро только занималось. От лугов поднимался искрящийся пар. Вдалеке, на пологом холме, около дома фермера Гуй Канга уже толпились юниты, пришедшие наниматься на поденщину. Сегодня Кезон не стал растворяться в их толпе. Невысокий кули в застиранном полотняном халате с выбритой половиной головы и тщательно завязанной тощей косичкой не спеша шел по дороге в город. Через несколько миль он полностью слился с потоком телег, спешащих на рынок, вереницей лоточников с разнообразным товаром и толпой прочего люда, идущего в город по своим делам.
Предместье встретило его ароматами готовящейся на открытых жаровнях пищи. Торговцы в лавчонках под разноцветными холстинами навесов зазывали посетителей на разные голоса. Люди, расположившись за столиками харчевен, ловко орудуя палочками, поглощали печеные яйца с рисом, тоненькие ломтики свинины с гирляндами черных грибов, залитых пряным соусом. Кезон подкрепился в одной из непритязательных уличных забегаловок и двинулся дальше по радиусной улице в направлении центра. Запретный город, давший имя всему острову, выглядел скорее архитектурным памятником, музеем, чем местом, где вершится судьба локации Баркид. Тщательно отмытые служками барельефы драконов на его стенах блестели слюдой. Работники еще дометали прилегающие переулки, когда Кезон, пройдя меж двух массивных нефритовых Небесных львов Будды, постучался в высокую, в два человеческих роста, окованную железом дверь. Через минуту скрипнул засов. Дверь медленно распахнулась, подняв протуберанец пыли. На пороге стоял пожилой китаец в домотканых штанах, запашной хлопчатобумажной юбке и шелковой рубахе с длинными рукавами. Он прошелся по фигуре Кезона равнодушным взглядом своих антрацитовых глаз и спросил:
— Зачем ты ступил под эти своды?
— Я пришел сюда в поисках Истины.
Китаец шагнул в сторону, освобождая проход, и промолвил:
— Ты можешь войти. Тебя ожидали.
Евгений Махонин. Пошла массовка
После того как мы нашли Спириуса и засели с ним за стол с тремя жбанами нефильтрованного пива, остаток дня пришлось восстанавливать в обратном порядке — как нитку с катушки разматывать. Потом, открутив все до конца, я смог заново навертеть ее себе на больной мозг и сделал вывод — оторвались классно и вроде не опозорились, что, признаться, случалось. Бывает так, в субботу проснешься нормально, где-то к полудню пройдешь в ванную и со словами: «я тебя не знаю, но я тебя побрею» — придет какое-нибудь гадостное воспоминание о вчера, такое мерзкое, что схватишься за голову и только и сможешь сказать: «Ох же, е-мое! Вот это я дал! Ну почему я не могу, как нормальный человек — тихо, мирно. Обязательно нужны цыгане, медведь и небо в алмазах». М-да, не зря говорят, что мужчины не стареют, а просто набирают вес. Вот и получается — на улице ночь, зима и медведь.
Спириус благосклонно выслушал рассказ про наши успехи, впрочем, он в том состоянии уже все воспринимал благосклонно, поздравил. Оценил выбранные навыки — по его словам, для начала мы с Андрюхой сделали все тип-топ. Посочувствовал мне — Стрельбу качать сложнее, особенно с первых левелов, где каждая тварь норовит тебе в глотку вцепиться самым непосредственным образом, а не сидеть в сторонке и ждать, пока ее стрелами издаля нафаршируют. Вот бобер — не мог для меня пораньше разрыть эту помойку! Теперь держи ухо востро, как фокстерьер, и сплевывай наискось. Тяжело качать! Так и хотелось ему пару раз смазать по чердаку за такие выкрутасы, да понимал, что на сдачу получу полную пазуху. Поэтому — кочумал, кивал да харч в желудок завинчивал. Потом он пополнил наши запасы зелий, при этом Андрюха прикинул, что мы ему, аспиду, уже должны шестьдесят сестерциев. Спириус отмахнулся — завтра, мол, понедельник, в этот день тут зарождаются новые артефакты и юниты, можно основательно позаниматься собирательством и ликвидировать дефицит. Андрюха внимательно его слушал, что-то себе черкнул на карте Альба Лонга, видно, те злачные места, где можно было кучеряво подняться и куда завтра нам надлежало нарезать лыжню. Что и говорить — молодец мой корешок, криво не насадит. А я отдавал должное местному пиву. Его подносили здесь с круто поперченными морепродуктами. Воблы не было, зато были креветки, омары и устрицы. Поляну наметали знатную, стол ломился от жратвы, что-то даже на пол падало. Короче, пошла у нас массовка. Через полчаса Авгур поднялся на свои заплетающиеся ножки, бодро икнул и заявил, что ему срочно нужно в город — навестить одну свою воспитанницу. Понятно, потянуло кота на сметану. Он принял зелье трезвости, причем вид у него стал как у моржа, которому дали подзатыльник — такой же встопорщившийся. Его авгурство изволил толкнуть какой-то напутственный порожняк, поднялся и зацепил ножнами, вылезая из-за дастархана, кувшин с пивом. Кувшин бахнулся на пол, разлетелся по всему полу глиняной мозаикой.
— Уронили водку на пол. Оторвали Мишке руки, — тут же констатировал я.
