Участок между заводиком и «кухней» заполняли аккуратные рубленые избушки. Крыши домов были покрыты железом, а в длинных и узких окнах, прорезанных не вертикально и не горизонтально, а наискосок, поблескивали стекла.
Центральную часть лагеря украшало большое горбатое строение, чрезвычайно похожее на древесное корневище, вылезшее из земли. Вероятно, то был искомый штаб онзанов. Возле штаба грелось на солнышке штук пять ракообразных тварей, среди которых затесался почему-то и один «синий» человек. Онзаны активно размахивали усами, а человечек – не менее энергично – руками.
Вся правая половина лагеря оставалась девственно голой. Там тренировались в боевом искусстве членистоногие солдаты. Закапывались в грунт, подымая тучи пыли, потом резко, словно выброшенные мощной пружиной, взмывали в воздух и, стремительно пробежав десяток метров, стреляли из грохочущих пищалей по «ростовым» мишеням. Мишени довольно примитивно изображали легионеров с растопыренными руками и большущими круглыми головами.
Действовали онзаны, надо признать, великолепно. Видимо, бойцы представляли собой отборную гвардию. Охрана ставки главнокомандующего, как-никак.
Душераздирающих картин, вроде расчлененных трупов или крестов, украшенных распятыми рабами, не наблюдалось. Филиппу вдруг пришла в голову крамольная мысль: что, если онзаны вовсе не поработители, а союзники «синих балахонов»? И настолько эта мысль показалась ему здравой, что не он стал пока выставлять ее на плебисцит, а запомнил и поместил в укромный уголок мозга. Присовокупив к имеющейся уже там стопочке компромата на Больших Братьев.
До поры, опять же, до времени.
– Да у них тут прямо братство народов какое-то! – озвучил его тайные измышления умненький Гена. – Что же это творится-то, товарищи? Где немилосердный геноцид?
– Ну, ты об этом не меня спрашивай, – отозвался Филипп и замолчал. В конце концов, сколько можно этого упертого армянина к работе собственной башкой подталкивать! Пускай сам попрактикуется.
Не дождавшись ответа, Генрик взялся за дело, ради которого, собственно, легионеры пробирались за тридевять земель. Вывернул из земли камешек, высыпал в ямку оставшиеся вешки, после чего аккуратно приладил камень на место. Извлек из набедренного кармана маяк, замаскированный под кривой невзрачный сучок, и сунул в глубину смородинового куста. Придирчиво оглядел тайник. Одобрительно крякнул и, извиваясь, ужом, пополз назад.
Следом пополз и Филипп.
Обратно они двигались быстро, времени на обдумывание и обсуждение увиденного не было. Приходилось под ноги поглядывать да по сторонам. Остановились только возле открытого участка, что лежал перед входом в «штоф».
– Опять девчонку первую запустим? – спросил Филипп.
Саркисян, видимо, принял решение заранее.
– Нет, на этот раз сам пойду. А ты прикрывай.
Он рывком преодолел опасный участок, влетел в пещеру и упал на поблескивающий пол. Филипп выждал пару минут и побежал. Бежал, а в голове билась недобрая мысль: «Ох, и врежусь я сейчас в стенку-невидимку! Да лбом! Звону будет…»
Удивительное дело, не врезался!
– Поищем «Шмелей»? – спросил он, ободренный неожиданным везением.
– Некогда, – сказал заспешивший вдруг Генрик. – Будем считать, что их птички склевали.
Каких он имел в виду птичек, было не ясно. В пещере и плесени-то не водилось. Но спорить с командиром по уставу не положено. Филипп с легкой душой подчинился. В принципе, они свое дело сделали, тропинку проторили, а уж остальное их не касалось. Да и страшновато Филиппу отчего-то сделалось под сенью «бутылочных» сводов. Вспомнилось им же самим неуместно рассказанное стихотворение про таракана, который «вылезти не смог». Он зацепил языком горошину микрофона (она же – «пускач» самоликвидатора), подтянул поближе к губам и предложил:
– Тогда ходу?
– Ходу! – отозвался Генрик, и они припустили!
Дали настоящего стрекача, чего уж там скрывать.
Уже в овраге, когда показалась смоляная капля горловины канала, Филиппу пришла в голову отличная идея.
– Погоди-ка, – попросил он Генрика. – Можно, я травки нарву?
– Рви, натуралист. А зачем она тебе?
– Чай сварю. Закачаешься!
Филипп принялся обламывать пушистые метелки лабазника.
Запах стоял… непередаваемый! Филипп набил цветами свободный карман на бедре, сунул несколько стеблей за поясной ремень и с улыбкой сказал:
– Вот теперь, Гена, я знаю, что побывал здесь не напрасно.
– Рад за тебя, – проговорил сержант. – В канал на этот раз ты иди первым. Не боишься?
– Выдумаешь тоже! – сказал расхрабрившийся Филипп. – Мы, Капраловы, никогда, ничего и никого не боялись! Кроме жен и высоты. А я, к счастью, еще не женат.
Петруха Меньшиков прибыл загодя. Лежал на откинутом пандусе «фаллоплана» закрыв глаза, пускал в небо колечки табачного дыма, и слушал плеер.
Филипп тихонько подкрался к водителю, сорвал длинную травинку и пощекотал у него в носу. Петруха, не раскрывая глаз, отмахнулся рукой. Филипп пощекотал опять. Петруха замахал руками шибче. На подмогу Филиппу пришел Генрик с колоском ковыля. Петруха не вынес наглости приставучих «насекомых» и вскочил.
Увидел лазутчиков, расцвел и протараторил:
– Удачно сходили? Молодцы! А у нас тут полный бардак. Рыжий Бобсон гонял сантехнику на полных оборотах, а она возьми, да и сдохни! На оправку сейчас в степь бегаем. Сильвер потешается!.. Велит, чтоб кучи подальше валили, а то ему в «подобной атмосфере» существовать «не комфортно». Прикол!.. Ну, к отбою обещали починить. Ген, – сменил он тему, – если тебе за эту вылазку «увал» дадут, ты мне коньячку армянского привези, добро? Я его беда как уважаю.
– По рукам, – сказал Генрик. – Полетели.
В штабное здание они направились вместе, только Генрик – к Семену Семеновичу, доложить о выполнении задания, а Филипп – к Веронике.
Выбрал наименее помятые цветочки, отер дорожную пыль с лица и взбежал по знакомой лестнице.
В санчасти находился, помимо Вероники, рыжий сержант Боб. На этот раз, к счастью, не лапал ее веснушчатыми ручонками, а смирно сидел на кушетке и заглядывал ей в глаза. И как-то у него так получалось, что, будучи на добрых тридцать сантиметров выше девушки, глядел все равно снизу вверх. Грустно так глядел.
И не было для Филиппа большего удовольствия, чем грусть эту его видеть.
– Привет медикам и ассенизаторам! – с порога подсыпал он соли на кровоточащую рану Боба. – Пролетали мы сейчас за оградой, так не поверите, мух – тучи! Наверное, со всей округи слетелись. И только я, знаете, хотел у Меньшикова спросить, не вареньем ли тут намазано, как вдруг чую: нет, не вареньем. Не вареньем! Сквозь герметическую, броневую обшивку почуял, можете себе представить?! А кто, спрашивается, виноват? Мастер сержант, долго еще нам такое безобразие выносить?
