Вскоре Андрей уже шел по коридорам внешнего витка. И словно опять слышал рев Пожирателя, рык Извергов, крики, грохот и скрежет, чувствовал дрожь Степной Обители и свой собственный страх. Он понимал, что страшные, пусть и не настоящие, воспоминания останутся на всю жизнь. Не удастся забыть ни жутких тварей, ни бессмысленный взгляд матери Шэрон, ни ее отца с кровавой дырой вместо нижней половины лица, ни трясущуюся от ужаса и отчаяния девочку.
Вот и келья. Духов толкнул дверь, шагнул за порог, огляделся. Все, как раньше: оконце, забранное сеткой, узкая лежанка, дыра нужника. Только пятна ржавчины на стенах, полу и потолке другой формы.
Положив топор под лавку, Андрей облегчился, уселся и стал ждать вторую кормежку.
Наконец из коридора потянуло кислым. Духов поднялся, подобрал миску – смотреть на грязные стенки было невыносимо, желудок тут же начинал бунтовать – и встал на пороге. Повернулся к келье Перлмара и увидел невысокого коренастого человека лет сорока: черные густые волосы с проседью, щетина, горбатый нос, широкий шрам под правым глазом. Поймав взгляд Андрея, новый сосед оскалился в улыбке. Зубы у него были коричневые, гнилые.
Духов сдержанно улыбнулся в ответ, опустил глаза. Он гадал, где сейчас Шэрон. Девочку забрали Фроны – почти сразу после того, как был убит Пожиратель. Потом, в убежище, Андрей краем уха слышал, что ее отдали брату Перлмара, который живет в другом коридоре внешнего витка.
«Только бы у нее все было хорошо», – он покачал головой, чувствуя, как жалость давит на сердце каменной плитой.
Дымовик уже вовсю раздавал пей-еду. Духов протянул миску и, получив порцию серой, с розовыми прожилками массы, отошел в келью. Наклонился над посудиной и замер. Взгляд остановился на лавке, где лежала дощечка с выжженным изображением Азэса-Покровителя. Андрей понял, что купит на торгашеском витке. Ложку. Хватит есть – да какой там «есть»: жрать! – по-собачьи, окуная лицо в миску! Он человек – и нельзя забывать об этом! Тем более здесь!
«Конечно, если там продаются ложки, – подумал Духов, с неохотой засасывая пей-еду. – И если хватит одной облигации».
Доев, он вычистил костюм. Разложил его на полу, устроился на лавке и заснул.
* * *
Андрей переходил из одного коридора в другой, спускался и поднимался по лестницам и «вспоминал» о торгашеском витке.
На самом деле тот был частью внешнего витка: длинный, метров семьсот, зал с хорошим освещением и рядами прилавков. Туда свозили все, что не удавалось продать на внутренних витках: снадобья, у которых кончался срок годности, мясо и зелень далеко не первой свежести, одежду, посуду, инструменты. Отоваривались там не только Шкурники и их родные, но и обитатели внутренних витков – из небогатых или желающие сэкономить.
Очередной коридор закончился высокими деревянными воротами – такими же, что вели в помещение для «обработки». Вспомнив о процедуре, Андрей почувствовал, как зачесались спина и живот, и повел плечами.
Ворота были приоткрыты – как раз, чтобы впустить или выпустить одного-двух человек. У каждой створки возвышался неподвижный Дымовик, вооруженный дубиной. Неподалеку сидел на самоходе Фрон. Короткие и тонкие ножки бессильно свисали, грудь выпячивалась. Голова с редкими длинными прядями точно вросла в плечи. Очаг Умений почти закрывал левый глаз.
– Шкурник? – выплюнул Фрон, как только Андрей приблизился к воротам. – Подойди.
Духов сделал несколько шагов, остановился и посмотрел на погонщика снизу вверх.
– Идешь на торгашеский виток? – осведомился тот.
– Да, – с легким поклоном ответил Андрей.
– А облигация у тебя есть? Покажи.
Андрей протянул дощечку. Уродец выхватил ее, приблизил к роже и, ощупывая пальцами, стал изучать. Глазки щурились, кривые, почти черные зубы закусили нижнюю губу. Фрон осматривал облигацию не меньше минуты. Затем, с видимой неохотой, протянул Духову.
– Иди, – процедил погонщик.
Поблагодарив, Андрей, наконец, прошел в ворота. Огляделся.
В десяти шагах начинались ряды прилавков – по большей части деревянных, скособоченных, неумело сделанных. Несколько первых завалены тряпьем. Платьями с длинными рукавами, толстыми штанами и балахонами. Никаких ярких цветов: все либо серое, либо черное. Пара торговцев, удивительно похожих – полных, сонных, – окинули Духова ленивыми взглядами и отвернулись.
Неожиданно слева донеслось странное треньканье. Андрей удивленно поднял брови, повернулся и увидел старика, сидящего на полу у железной стены: лицо невозможно разглядеть за седыми лохмами, одежда – засаленные обрывки. На коленях у него лежала доска с двумя рядами гвоздей, между которыми были натянуты струны. Старик зацеплял их пальцами, и те отзывались негромким «трен-н-нь!». Беспорядочным, совершенно не похожим на музыку. Перед ним стоял грязный деревянный ящик, в котором высилась горка объедков.
Две женщины в темных балахонах до пят остановились возле старика. Одна бросила что-то в ящик для милостыни. Старик тут же прекратил игру, замычал, стал раскачиваться, кивать. Женщины пошли к воротам, а «музыкант» все не мог успокоиться.
«Безумец», – понял Андрей, глядя на мыкающего старика с жалостью и опаской.
– Эй, братишка! Добро пожаловать!
Кто-то хлопнул Духова по плечу. Тот едва не вскрикнул от неожиданности, обернулся и увидел парня лет двадцати пяти. На круглом, небритом лице сияла щербатая улыбка, длинные черные волосы разделены прямым пробором.
– Чего моргаешь-то? Привет, говорю! – парень хохотнул и отошел, не сводя с Андрея прищуренных серых глаз.
– При-ивет! – тихо выдавил Духов.
– Ну вот, уже лучше. Ты чего робкий-то такой? Первый раз здесь, что ли?
Андрей кивнул.
– Поня-а-а-атно! – протянул парень и запустил в волосы пухлую пятерню. – Тогда тебе повезло, что меня встретил. Я Румус. Знаю тут каждый уголок! – последнюю фразу он проговорил с особой гордостью.
– Андрей, – назвался Духов.
– Вот и познакомились, – Румус довольно ухмыльнулся. Вновь придвинулся, несильно пихнул Андрея кулаком в грудь. – Ну что, пойдем, покажу тебе все? Причем совершенно бесплатно!
«Надо быть настороже, а то мало ли», – подумал Андрей, но в ответ снова кивнул.
Румус улыбнулся еще шире и, развернувшись, чуть ли не бегом двинулся в путь. Духов еле поспевал следом.
– Тут, брат, жизнь каждый день кипит, – рассказывал новый знакомый. – Разумеется, не так, как на внутренних витках, но тоже ничего. Ты, кстати, какими средствами располагаешь? – не сбавляя шага, он посмотрел на Андрея и чуть не влетел в высокого бородатого старика в длинном белом одеянии и высокой шапке. Тот охнул, отступил. Румус лихо провернулся вокруг себя и как ни в чем не бывало пошел дальше.
