Андрей не отпускал ее и тоже трясся. В голове шумело. Перед глазами выплясывали сотни черных точек. Обезумевшее сердце стучало и стучало…
Кислый запах, топот железных ног, черный дым.
Из-за поворота показались пятеро Дымовиков и двое Фронов. Один тот самый, с выпирающей правой половиной лица. Второй – приземистый горбун с огромным сизым мешком под подбородком.
Шкурник и тварь были уже на краю…
Погонщики увидели это. Горбун каркнул, хлопнул в ладоши. Очаг Умений загорелся. Дымовики ускорили шаг…
Поздно.
Перлмар сделал последний рывок и исчез в пробоине, увлекая Изверга за собой.
Внешний виток содрогнулся от очередного удара Пожирателя. Железо застонало. Пол заходил ходуном. Горбатый Фрон крякнул и еле удержался на ногах.
Еще один удар. И еще. Но каждый новый слабее предыдущего.
Стоны гигантской твари затихали. Зато крики с оборонительных сооружений стали громче.
Коротким каркающим выкриком погонщики заставили Дымовиков замереть. Первый, с выпирающей правой половиной лица, осторожно подошел к пробоине. Посмотрел вниз.
– Мы одолели его, – сказал он, оборачиваясь. Оглядел коридор. Кивнул с удовлетворением на безобразной роже. – И от Изверга с Присосами избавились. Прекрасно.
Андрей покрепче обнял Шэрон и заскрипел зубами, с ненавистью глядя на Фрона.
«Прекрасно, говоришь?! – мысленно обратился он к уродцу. – А что погибли люди – тоже прекрасно?!»
Ему хотелось броситься на эту тварь. На этого труса с наростом на лбу, поджавшего хвост и оставившего людей наедине со смертельной опасностью. Он ведь мог биться и без Дымовиков. Пустить в ход плеть-огневуху, оглушить Изверга болью. Тогда Шкурники легко зарубили бы монстра, и никто бы не погиб. Мог, но не стал: предпочел не рисковать своей вонючей шкурой. Да еще и запретил отступать. Пригрозил каким-то Последним Порталом. Что это, кстати?.. Наверняка что-то страшное…
Духов попытался вызвать ложные воспоминания. Бесполезно.
Ну и плевать! Погибли люди – и среди них Перлмар и Витара. А десятилетняя девочка Шэрон видела все: как лишенную воли мать заглотило щупальце, как изуродованный отец упал в обнимку с чудовищем. Теперь ей жить с этим до самой смерти.
Боль сжала сердце. Андрей с трудом сглотнул, посмотрел на девочку. Та перестала вздрагивать и плакать – лежала с закрытыми глазами и тихо дышала.
Спала.
Глава 5
Встреча на торгашеском витке
Потом было много всего…
Первым делом уцелевших в битве с Извергом и Присосами потащили, как выразились Фроны, «на обработку». Это оказалась настоящая пытка. Людей долго вели по узким, темным и смрадным коридорам. Добравшись до массивных деревянных ворот, раздели. Затолкали в круглый зал, велели встать лицом к раструбам, торчавшим из стен, закрыть глаза и не дышать. Что-то засвистело, и кожа словно воспламенилась. Андрей едва не заорал. Потом опять коридоры – до Купальни, причем голыми. Там Духова и остальных поливали не меньше часа, а когда «обработка» закончилась, выдали новую одежду и согнали в просторный зал, устеленный темно-синими грязными матрасами. Фрон, одноногий и короткорукий толстяк с плоской серой рожей, объявил, что здесь «спасенные» будут жить, пока не восстановят их кельи.
Едва обессилевший Андрей лег и закрыл глаза, как зазвучал Гудок. Пора было отправляться на Стёску.
Оказавшись вне Степной Обители, Духов увидел мертвого Пожирателя. Гигантская туша лежала в десяти метрах от стены. Сдвоенное, ощетинившееся множеством гарпунов туловище покрывали красно-коричневые ожоги и черная корка спекшейся крови. Вокруг суетилось не меньше полусотни Фронов. Уродцы управляли Дымовиками самых причудливых форм. Оживленные Умениями механизмы ходили и ездили, резали Пожирателя большими зазубренными дисками. Отделенные куски грузили на открытые повозки и увозили в глубь Степной Обители.
«Будут изучать в лабораториях», – подумал тогда Андрей.
Еще вокруг Пожирателя валялось множество обломков: куски стен, исковерканные пушки, Дымовики…
И покойники. Как люди, так и Фроны. Изломанные, разорванные и раздавленные. Духов долго вытягивал шею и скользил по мертвецам взглядом, пытаясь отыскать Перлмара. Не нашел. И тогда возникла дикая мысль: а если суровый Шкурник до сих пор жив? Но это, конечно же, было бредом. Перлмару пришел конец еще в тот момент, когда он лишился нижней челюсти. Он бы не выжил, даже если бы не упал в обнимку с Извергом, пронзенный длинными изогнутыми шипами.
Потом случилось страшное. Несколько Дымовиков взялись за щупальца. Неожиданно одно вздрогнуло и исторгло… существо. Голое и костлявое, с красной, словно обожженной кожей и редкими прядями длинных черных волос, покрытых слизью. Еще несколько часов назад оно было Витарой.
Вслед за ней от плена толстой лиловой змеи освободился и дородный усач. Он походил на человека еще меньше, чем мать Шэрон. Череп раздулся, отчего стал похож на грушу. Руки удлинились и свисали до колен. Живот превратился в гроздь огромных кровяных сгустков.
Оба существа поднялись, осмотрелись. Затем яростно зарычали и бросились на ближайшего Фрона.
Тот среагировал мгновенно. Короткое заклинание оживило троих Дымовиков. Механические защитники преградили чудовищам дорогу и за пару минут изрубили и растоптали обоих. А погонщик поджег образовавшуюся красно-коричневую лужу.
Понадобилось не меньше недели, чтобы убрать все следы битвы с Пожирателем. Андрей отправлялся на Стёску или возвращался – и всякий раз туша монстра становилась меньше. Обнажался гигантский каркас костей, исчезали в лабораториях клешни, щупальца, внутренности и лапы. Землю вокруг чудовища не раз воспламеняли, чтобы не появились Гнильцы. Стены Внешнего Витка посыпали белым порошком из специальных машин – здоровенных цистерн, от которых тянулись черные гофрированные хоботы с раструбами на концах, – а потом поливали водой. Позже Андрей узнал, что после битвы с Пожирателем его и остальных «обрабатывали» точно так же. Кожа горела еще пять Стёсок.
Но это пустяки. Все мысли Духова занимала другая беда: он так и не вернулся домой. Прошло уже больше недели после нападения Пожирателя – после кульминации. А развязки все не было.
Андрей не знал, как быть дальше. Он вставал по Гудку, получал миску пей-еды, отправлялся к Ползучему Бору, потом назад. И с каждой Стёской крепчал страх. Вновь вернулись нехорошие мысли – будто нет никакого Кагановского и мира, в котором писатель живет, а есть лишь изуродованная Волной Безумия Чаша Жизни, и Андрей ее часть с самого рождения. Теперь эти мысли преследовали неотступно и, подобно туче мошкары, зудели в голове.
