Понимания не прибавилось ни на гран, и мозг начал стремительно закипать.
— Ну и при чём здесь МОИА? — я не выдержал и повысил голос. Орать на Дерена не хотелось, но как было на него не орать?
Пилот посмотрел на меня, вздохнул, взял распечатку, покусал губу.
— Дом Аметиста отвечал тогда за поставки редкоземельных металлов на Э-лай, — пояснил он. — И прекратил их после сообщения разведчиков о том, что в двенадцатом секторе якобы ведутся разгоны би-генераторов.
— Ну и что⁈ — рявкнул я. Ну, видит же, что ничего не понимаю!
Дерен здорово доставал меня соблюдением формальностей: вежливостью, уставом, этикетом.
Я знал, что бесит он меня не нарочно, а по глубоко въевшейся привычке. Но всё равно выбивало это хождение вокруг да около. На положенных по протоколу совещаниях я тоже зверел от официоза, но в «домашней» обстановке — особенно.
Дерен снова вздохнул. Он понимал, что со мной творится, но сформулировать мысли нормально почему-то не мог.
— Алайцы сначала согласились пустить в двенадцатый сектор комиссию МОИА, — сказал он тихо. — Но после отказа в поставках редкоземельных металлов заявили, что снимают мораторий в одностороннем порядке. Они очень обижены на дом Аметиста. Думаю, генерал Мерис понимает, как воспользоваться этим обстоятельством и получить информацию, компрометирующую Имэ… — Он посмотрел в пол, подумал и закончил: — Может быть.
Пилот поднял глаза и беспомощно развёл руками.
— Только не говори, что ты сам ничего не понимаешь! — сердито предупредил я.
Дерен покачал головой. Глаз не опустил — привычки юлить у него не было.
— Капитан, я вижу линии и узлы причинности, — сказал он тихо. — Я ещё слишком молод и плохо разбираюсь в политике, чтобы правильно всё это истолковать.
— Твою мать!
Ну а что я ещё мог сказать? Ясно было одно: вести переговоры с алайцами — это как сунуть руку в пасть гикарби и надеяться, что не откусит.
— Генерал — опытный политик, — возразил Дерен, хотя вслух я не сказал ничего. — Да, он не играл раньше против Великих Домов, но наши, имперские, интриги не проще. Полагаю, он знает, в какое место бить.
Я невесело усмехнулся:
— С алайцами договариваться — это просто бред. Разве что…
И тут меня осенило.
Дерен оценил выражение моего лица и улыбнулся неуверенно. Вряд ли он догадался, о чём именно я подумал, но сообразил, что мысль попалась большая и жирная.
— Ладно, — кивнул я ему. — Давай-ка ещё раз проговори мне, что ты ощущаешь точно, без домыслов?
Дерен кивнул в ответ и задумался. Смотрел он чуть вверх, и кивок вышел короткий, высокомерный, как у Локьё. А взгляд вдруг остекленел, словно зрачки покрылись тоненькой корочкой льда.
Я хмыкнул и покачал головой. У Вальтера, «созерцающего паутину», были сейчас такие же холодные злые глаза, как у эрцога дома Сиби. И в чертах вдруг проступило что-то неуловимо аристократическое.
Откуда в нём это? Даже Энреку было ещё далеко до поистине ледяной манеры общаться, которую выдавал иногда мой пилот безо всяких усилий. Кто там у него в сановных экзотианских предках? Бабка?
Но с воспитанием Дерена я легко боролся с помощью хамства.
— Опять фразы свои выдумываешь идиотские? — спросил, ломая гладкий лёд его размышлений. — А теперь забудь всю эту муру и по-нормальному объясняй, что именно ощущаешь?
Дерен покорно кивнул уже совсем по-другому: опустил глаза, подбродок по-уставному скользнул к ямочке на шее. Это он тоже умел — в секунды превратиться из эрцога в пилота.
— Я просто знаю, чувствую: генерал Мерис улетел на Э-лай, — произнёс он задумчиво. — В объяснении я могу допустить неточность, в ощущениях — нет. Я уверен, что… Что нет других вариантов. Он там. И это связано с командующим и би-пространственными генераторами.
— Чувствует он, — пошутил я. — Я, может, тоже чувствую, что по шее тебе врезать хочу, но алайскими испытаниями не прикрываюсь.
Дерен виновато опустил голову, напрашиваясь на подзатыльник, но мне уже было не до него.
Я вдруг увидел тонкую золотистую нить.
Нить убегала от меня в сгущающийся вокруг мрак. И я знал! Не умом или сердцем, но как-то иначе знал, что где-то на другом конце этой нити дёргался, затягивая петлю, генерал Мерис!
Моргнул, и видение пропало. Навалилась непонятная душная усталость. Эта блеснувшая золотом нить вытянула из меня все силы.
Я потряс головой, борясь с головокружением, смахнул со стола пластик и сел на очистившееся место. И вспомнил, как на почти таком же столе сидела Влана.
И оцепенел.
Потолок крутанулся, и время остановилось. Я сидел и смотрел в Бездну.
— Нельзя так, капитан, — сказал Дерен какое-то время спустя. Может, он и раньше что-то говорил, но достучался он до меня только сейчас. — Мертвым надо давать уйти. Иначе они мучаются здесь, среди живых.
Голос прозвучал гулко, словно с каюты содрали панели и переоборудовали ее в ангар.
— Это ты тоже «знаешь»? — нахмурился я, слушая, как звуки исчезают, так и не коснувшись таких близких, но ставших вдруг далёкими стен.
— Видел. Как отделяется бессмертное. И уходит. Тут больших умений не нужно.
— Сразу отделяется? — мне рассказывали об этом в храме.
— На вторую ночь чаще всего.
— А если… Если похоронить раньше или позже? — он испугал меня, этот щенок.
— Сами по себе похороны — ничего не значат. Может быть сейчас, когда вы вздрогнули, она приходила к вам попрощаться.
— Кто?
— Не знаю. Я видел женщину в красном платье.
Глаза у Дерена были похожи на вланкины — чуть вытянутые к вискам, только без золотистых эйнитских искр.
Я сполз со столешницы на пол и закрыл лицо ладонями. Меня просто трясло.
Кажется, я тоже кого-то видел. Только видел — не глазами. Зрение уже потом воссоздало какой-то размытый облик. После того как Дерен произнёс — женщина.
Она и вправду была в красном платье! Я и не знал, что у неё есть такое.
— Не надо, капитан, — пилот плюхнулся рядом со мной и заглянул в лицо. — Она ушла туда, где ей будет хорошо. А часть её души осталась в вашем сердце. И этого отнять уже никто не сможет. Все наши остаются с нами пока мы помним о них.
Сжал зубы, чтобы не сказать ему какую-нибудь гадость. Мальчишка, блин. Что бы он понимал.
— Она ушла, — повторил Дерен. — Значит, всё хорошо. Плохо, когда они не могут уйти. Если они остаются здесь, с нами, они мучают и нас, и себя. Страдают. У мёртвых — свои пути. Теперь ей будет хорошо, правда, я знаю.
Дерен говорил что-то ещё. Мне не хотелось его слушать, но даже сам голос звучал успокаивающе, и меня помаленечку отпускало. Просто от ритма, в слова я не очень-то и вникал.
— Вы раньше дыхательными упражнениями занимались, капитан? — спросил пилот, видя, что я уже немного вменяемый.
— Угу.
— Тогда можно подышать, — предложил Дерен. — Я покажу как.
Губы мои сами собой изобразили усмешку: вот же вежливый хам. Уж дышать я и без него умею.
Вдохнул носом, как учили в храме, раз, другой… И, опираясь на это дыхание, сбросил непривычное марево слабости. Оно утекло вместе со звоном в ушах, оставив пустое в груди.
Сразу стало легче. Я встал, и Дерен с явным облегчением на лице поднялся следом за мной.
— Скажи, что это было? — я уставился на него с подозрением. — Было же что-то?
— Ничего необычного, капитан. — Пилот говорил уверенно, может, действительно что-то знал? — Так это и приходит. Вы просто острее чувствуете теперь. Пусть это будет её последний дар.
Я уловил заминку в голосе Дерена и уточнил:
— А на самом деле?
— Возможно, просто время пришло. Возможно… — Пилот замолчал, то ли подбирая слова, то ли пытаясь что-то понять по ходу.
— Ну?
— Возможно… — выдавил Дерен. — Командующий близок вам, как отец. И никто не услышит теперь лучше вас, мёртв он или жив. Потому и чувства обострены. Вы понимаете, что никто кроме вас, хоть и не осознаете. Скажите, что конкретно вы чувствуете?
