Через две недели он оказался за школьной партой. Класс сильно изменился. С коротких осенних каникул не вернулись восемь ребят. Четверо погибли, еще четверо отлеживались по лазаретам – даже трехмесячные летние каникулы дались этому классу меньшей кровью. Многие из тех, кто впервые попал в такую серьезную переделку, стали задумчивее и медлительней. Иногда они прямо на уроке впадали в ступор и смотрели перед собой стеклянными глазами, не обращая внимания на оклики учителей. Их били указками, они вздрагивали и извинялись.
Каждый день в школе была физкультура, после которой класс Тариэла оставался играть в мяч. Особенно популярен был волейбол. Тариэл из-за ранения часто сидел в запасе, но если уж выходил на поле, то выкладывался по полной и играл не хуже других.
Хорошо хоть, что два года, как на военной подготовке не было практических занятий. Их роль выполнял теперь фронт. Это радовало. «Бессмысленная» муштра и учения по «воспитанию духа» выводили ребят из себя. Например, игра в «Солнышко», когда семиклассников клали по кругу, так что от их голов до центра было всего четыре метра, а потом преподаватель бросал в центр взведенную гранату и ложился сам. Вспоминая такие штучки, прошедший огонь и воду Тариэл ухмылялся и радовался, что ему это уже не грозит.
Он любил смотреть, как муштруют младших, даже думал пойти в военное училище и стать инструктором по полевой подготовке. Но мысли о Нестан затмевали все остальные надежды. Он думал о ней везде и всегда. На занятиях, на войне, в дороге и даже в кресле юдолянского стоматолога.
После учебы Тариэл шлялся по городским лабиринтам, отсиживался в бомбоубежище, слушал любимую музыку, читал военные романы и делал уроки. Вечером он спешил на текстильную фабрику, встречал свою возлюбленную и провожал ее до дома. Изредка они спускались в метро или садились в трамвай, но чаще просто неспешно брели среди потоков людей по ярусам тротуаров. Наравне с влюбленными мигали и переключались светофоры, под ними скапливались машины и сновали испещренные рекламой таксомоторы. Особенно Тариэл любил, когда сигнал воздушной тревоги заставал их вдвоем, и они спешили укрыться, будто от ливня. В убежище, словно в зале ожидания, они мирно беседовали, и Нестан смеялась, слушая рассказы о преувеличенных подвигах Тариэла. Ему нравился ее смех, и он начинал откровенно загибать, превращая кровавую мясорубку в череду забавных героических приключений.
– Я всегда считала, что война – это великое страдание, которое народ должен претерпеть во имя свободы и мира, – говорила Нестан. – А по твоим рассказам получается, что война – это весело, и без нее нельзя жить.
– Если бы не было войны, то не было бы места для подвига и ратной славы, – пояснил Тариэл.
Нестан грустно улыбнулась и посмотрела куда-то вдаль:
– Я часто представляю себе день великой победы: сначала над городом будет салют, миллионы орудий осветят небо Юдолии праздничными огнями, а потом – парад, такой, какого еще никогда не было. Все будут ликовать и дарить друг другу цветы. И сам дракон будет радоваться нашей победе. А когда праздник кончится, за пределами города выроют большую-большую яму и побросают в нее все эти проклятые военные штуки – танки, ружья и самолеты…
– Но-но! – представил себе такую картину Тариэл. – Я тебе побросаю. Знаешь, сколько сил наш народ положил, чтобы их изготовить?
– Но Тариэл, – удивилась Нестан, – зачем они будут нужны? Ведь воевать-то уже будет не с кем.
– Пойми, глупая, – говорил Тариэл, – после победы над дэвианами предстоит упорная война у нас на родине – против предателей и врагов дракона.
– Может быть, – вздохнула девушка. – Но неужели ни нам, ни нашим детям, ни даже внукам не увидеть мирного неба Юдолии?
– Конечно, нет, – прыснул Тариэл. – Мирная жизнь – это миф. Бабушкины сказки. Истинный смысл жизни в борьбе, в отваге искореняющих зло.
– Но разве насилие – это не зло?
Тариэл окинул Нестан недоумевающим взглядом:
– Слушай, подруга, иногда ты становишься невозможной. И откуда у тебя, дочери начальника Хсема, такой бред в голове?
Пришло время, когда для класса Тариэла наступил знаменательный день – экскурсия в лагерь для изменников и военнопленных. За все время обучения в школе такая экскурсия проводилась единственный раз. Предварительно им прочли специальную лекцию на тему устройства и цели концентрационного лагеря. «Вы должны знать, как надо поступать с врагами, – объясняли им. – Здесь нужны жесткость, милосердие к сыну многострадальной Юдолии и рациональное использование рабочей силы. Чтобы труд заключенных стал искупительным вкладом как в дело нашей победы, так и в освобождение их собственной совести».
Лагерь располагался за полосой рудников вокруг города и опоясывался линиями обороны – внешней, за которой пролегали минные поля, и внутренней, за которой начинался дымящийся тысячами труб город заводов. Жили заключенные в выработанных шахтах, в оборудованных в их горизонтах камерах.
Публичная казнь в озере была высшей мерой наказания. Обреченного поднимали из подземных недр и выводили на высокую платформу, построенную на краю затопленного карьера. С платформы торчал металлический мостик, точнее крановая стрела, что-то вроде корабельной реи. Смертник должен был идти по прямому мостику, конец которого обрывался на высоте тридцати метров над серединой круглого водоема. Такое завершение жизненного пути считалось самым позорным из всех, какие только возможны. В школе рассказывали, что выйти на рею может только самый страшный предатель отчизны или хулитель славного имени Великого дракона. Больше всего школьников интересовала именно эта часть экскурсии.
Наконец класс Тариэла вывели из подземных лабиринтов лагеря, посадили в автобус и повезли пыльными дорогами приисков к знаменитому озеру. Все с замиранием сердца ждали этого момента. За окнами автобуса шли нескончаемые прямоугольные колонны заключенных. В каждой колонне было человек по сто, они двигались, маршируя и распевая бравурные марши.
За заключенными наблюдала вооруженная охрана, сопровождающая колонны на мотоциклах или следящая за ними с пулеметных вышек.
Когда ученики прибыли на место, они вышли, построились возле автобуса, получили инструкции, как следует себя вести на месте казни, и змейкой потянулись на платформу по металлической лестнице. Наверху они обнаружили, что никакой преграды между ними и смертником не будет. Они стояли очень близко, всего в пяти-шести метрах от дверей лифта, из которого должен был появиться обреченный враг.
Мальчишки, предвосхищая зрелище, перешептывались и посмеивались. Девочки же считали свое присутствие здесь не развлечением, а долгом перед отечеством, поэтому были серьезны и соблюдали благоговейную тишину. Неожиданно быстро на площадке появился красивый улыбчивый офицер.
