Протиснувшись, он увидел сержанта Кориса, который, казалось, склонился в почтительной молитве. Вдруг тело старого воина содрогнулось, и с его губ сорвалось низкое рычание. Рафен похолодел — он сразу узнал признаки.
— Когда?..
— Когда он пришел, выглядел угрюмым, — прошептал Туркио. — Пока пели гимн, его смятение становилось все сильнее.
Кровавый Ангел облизал губы.
— Боюсь, это дело капеллана.
Рафен проигнорировал эти слова и присел на корточки, чтобы заглянуть Корису в лицо.
— Брат-сержант? Ты слышишь меня?
Корис поднял голову, и у Рафена перехватило дыхание. Лицо ветерана было перекошено от гнева, а его глаза напоминали темные провалы, заполненные животной ненавистью. Он оскалил зубы, на губах пузырилась слюна.
— Рафен! — резко бросил сержант. — Ах, парень, эти крылья, ты слышишь их шелест? А горн нечестивца Хоруса? — Мышцы на шее Кориса вздулись, когда он напрягся, чтобы сдержать кипевшую в душе страсть. — Видишь, Дворец Императора лежит в руинах? — Дыхание со свистом проходило сквозь зубы. — Это реально? Я вижу это и все-таки не вижу… Чаша! Это яд?
Туркио коротко кивнул.
— Это черная ярость.
Генетическое проклятье. Среди космодесантников разговоры о нем были почти табу, и все же, как его ни назови — черная ярость, порча, красная жажда, — это свойство определяло характер ордена. Ученые и историки Космодесанта на Ваале склонны говорить о наследии великого Сангвиния с благоговением. Мощь чистого геносемени оказалась настолько велика, что даже через десять тысяч лет после гибели примарха от предательской руки магистра войны Хоруса психические отголоски ужасного противостояния оставались неизгладимо запечатленными в клетках каждого Кровавого Ангела. В минуты сильного стресса этот изъян проявлялся в космодесантниках — и вот это случилось с Корисом. Для воинов, познавших сладкую мощь гнева, манившую их на зыбкой границе боевого исступления, необходимость сдерживать безумие берсерка становилась постоянным испытанием. Эта сила таилась в коллективной родовой памяти воинов Ваала и проявлялась, как и сейчас, в канун сражений, когда Кровавые Ангелы возвращались к своим подавленным воспоминаниям. Они видели мир, каким он предстал перед глазами Сангвиния, и словно сами воплощались в примарха, сражаясь с Хорусом не на жизнь, а на смерть в огне пожарищ великой Терры. Для застигнутых этим состоянием воинов ворота безумия раскрывались настежь.
Рафен положил руки на плечи сержанта.
— Корис, послушай меня. Это я, Рафен, твой друг и ученик. Ты меня знаешь.
— Я зна… — умудрился выдавить Корис. — Берегись… Зловонной крови! Отравленной чаши…
— Твои видения… Не позволяй им победить, или ярость поглотит твой разум!
На очень короткий миг взгляд Кориса, казалось, прояснился.
— Я чувствую его боль как свою собственную! Она как поток течет сквозь меня… Но что-то… неправильно.
Фигура в черной броне приблизилась, и Рафен узнал ее.
— Брат, постой в стороне, — попросил Туркио. — Ты не должен вмешиваться.
— Что здесь происходит?
Космодесантник перевел взгляд с лица старого воина на чудовищную череполикую маску капеллана. Рафен узнал брата Делоса — того самого, что подходил к Аркио в главном зале.
— Брат-капеллан, — начал Туркио, — боюсь, почтенный сержант Корис на грани порчи.
Рафен, охваченный гневом, перебил обоих:
— Я не стану такое слушать! Он тысячу раз встречался с гневом лицом к лицу и сохранил свою душу. И сейчас справится!
Слова едва слетели с губ, а Рафен уже понял, что это не так.
Делос сдвинул визор и положил ладонь на руку Рафена.
— Тебе не вернуть его словами, брат, — мягко сказал он. — Жажда забирает самых великих… Лестраллио и Тихо на Темпесторе, даже Мефистона…
— Мефистон не поддался! — рявкнул Рафен.
Капеллан обвел Кориса опытным взглядом.
— Один лишь Мефистон. Твой наставник не долго продержится. Ты позволишь ему сойти с ума от боли, брат? Или постоишь в стороне и позволишь дать ему шанс обрести покой?
Рафен ощутил, как желание бороться покидает его. Делос был прав.
— Но почему именно сейчас? Гнев не приходит просто так. Я много раз сражался рядом с Корисом и прежде не видел его таким…
— Пути великого Ангела неисповедимы, — торжественно отозвался Делос, помогая Корису встать.
Глаза ветерана остекленели, и все понимали, что он сейчас видит сражение десятитысячелетней давности и находится отнюдь не на палубе «Беллуса».
Жалость и угрызения совести пронзили Рафена, словно клинок, когда Делос подал знак другим закованным в черную броню фигурам, и они повели Кориса прочь. Сержант напрягся и зарычал через плечо:
— Рафен! Остерегайся… предателей!
Туркио печально покачал головой.
— Он путает настоящее и времена дуэли с Хорусом.
— Ты в этом уверен? — с горечью парировал Рафен.
Делос взвесил в руке свой крозиус арканум. Свет блеснул на красных крыльях скелетоподобного геральдического знака.
— Корис не единственный впал сегодня в жажду, и он не последний. Это еще один знак, что Сангвиний близко, — появляются поглощенные его сиянием.
По мановению старшего жреца капелланы Кровавых Ангелов завели мрачный речитатив литургии смерти.
— Морипатрис, — вздохнул Туркио. — Путь в Роту Смерти открыт.
— Это неправильно! — голос Кровавого Ангела перешел в рычание.
Сколько себя помнил Рафен, старый воин был его наставником и преемником отца, который давно стал прахом на землях Расколотого Плоскогорья. Нечестно после стольких ожесточенных сражений позволить Корису уйти без борьбы.
— Вы слышали, он сказал: что-то неправильно!
Рафен слишком поздно понял, что его вспышка привлекла ненужное внимание: с сигнального мостика над палубой на него уставился инквизитор Стил. Через минуту служитель ордоса спустился вниз и приблизился, вместе с Сахиилом, который следовал за ним по пятам.
— Что сказал Корис? — спросил Стил без предисловий.
— Он говорил об отравленной чаше, — ответил Рафен.
Стил промолчал, а Сахиил глубокомысленно кивнул.
— Этого следовало ожидать. В гневе все выглядит запутанным. Корис, без сомнения, имел в виду предателей, приспешников Хоруса.
— Предателей, которые служили Хорусу, притворяясь, что служат Империуму.
Слова вылетели прежде, чем Рафен успел их удержать.
— Поначалу. — Челюсть Стила слегка окаменела. — Однако Хорус открыто выступил против Бога-Императора задолго до поединка с Сангвинием.
Космодесантник не ответил, и инквизитор бросил взгляд на Сахиила.
— Жрец, утрата сержанта Кориса касается вас и вашей власти.
— В муках жажды он послужит ордену так же, как служил всегда и везде, — сказал Сахиил, игнорируя полный горечи взгляд Рафена. — Он станет воином Роты Смерти, как все, кто поддался.
Жрец шагнул вперед и подал знак рукой.
— Брат Рафен, во время штурма Шенлонга ты примешь командование отделением сержанта.
Как и требовал протокол, Рафен почтительно поклонился.
— Как прикажете.
Сахиил возвысил голос и выкрикнул, обращаясь ко всем:
— К оружию!
Из-за внешних стен крепости Икари доносились песнопения и стоны. Поднимаясь к дымному куполу неба, они превращали Шенлонг в наполненный адским диссонансом чертог. Искаван отвернулся от окна, чтобы осмотреть опаленный пожаром интерьер часовни. Его пристальный взгляд скользнул мимо Фалкира — Несущего Слово, который командовал оккупационными войсками Хаоса на планете.
— Если угодно темному апостолу, — начал Фалкир, — я осмелюсь спросить: чем могу служить?
Грубый голос эхом отразился от стен.
Искаван обвел взглядом чувственные формы демонетки Слаанеш, а затем повернулся к Фалкиру.
— Служи, чем положено, кастелян, — апостол глумился над почтительным обращением, словно его это развлекало. — Расставь свои отряды по местам — пусть будут готовы к войне. Открой клетки с боевыми зверями и вытащи свое оружие.
Лицо Фалкира задергалось, и он оглянулся на Танкреда. Мучитель бросил на командира гарнизона Шенлонга безучастный взгляд — он не хотел вкладывать в спор даже мизерную толику эмоций.
— Ваше священство, этот жалкий мир — лишь грунт под нашими подошвами. Признаю, часть человечьего стада все еще противится пути Лоргара, но мы увидим…
— Идиот! — зарычал Искаван. — Меня не заботит мясо, которым ты правишь на этом вшивом ржавом шарике! Они не опасны. Я приказываю приготовиться и встретить внешнего врага!
Подобострастие Фалкира мгновенно улетучилось.
— Я правильно вас понял: вы явились в захваченный мною мир, притащив за собой врага?
— Как ты смеешь? — Апостол стиснул руку в перчатке так, что кулак ощетинился шипами. — Я отдал приказ! Проследи за его выполнением!
