– И в этом лабиринте… Лишь мрак царит везде… Твой образ, Призрак Оперы, во сне и наяву всегда живет… Во мне!
– А-а-а! Это из-за тебя! – заревела Годзилловна, дергая за трос. – Это ты их убил!
Бензопила завелась. Великанша вскинула ее над головой, собираясь разрезать Толика пополам, но пули прошили ее правую руку чуть ниже плеча. Бензопила упала, но Годзилловна не сдавалась. Попыталась поднять ее левой рукой. Опустилась на колено. Вездеход не дал мутантше шанса: прицельным одиночным выстрелом он влепил Годзилловне пулю в голову. Великанша покачалась и рухнула прямо на пилу. Во все стороны полетели брызги крови и ошметки плоти. Когда пила, взвизгнув последний раз, наконец, заглохла, целой осталась только нижняя часть Годзилловны. Все остальное превратилось в бесформенный кусок мяса.
Впрочем, праздновать победу было рано. Подданные мертвой невесты пришли в себя от шока. Они отлично ориентировались в своей берлоге и быстро заняли позиции за горами мусора. Теперь, когда эффект внезапности отработал свое, в невыгодном положении оказались бойцы Томского: на выступе не было приличного укрытия. Кое-как спрятаться удалось лишь Вездеходу и паре его товарищей, но и они не могли поднять головы из-за беспрерывной пальбы.
Серьезной проблемой было и то, что мужчины-пленники не видели в нападавших освободителей и присоединились к женщинам. Стокгольмский синдром, черт бы его подрал. Кастраты помогали воительницам перезаряжать оружие, а некоторые даже удостоились чести пользоваться автоматами.
Томский предпринял новую попытку вырвать скобу. И снова из этой затеи ничего не вышло.
Перестрелка могла продолжаться до тех пор, пока у одной из сторон не кончились бы патроны. Толик понимал, что может и не дожить до этого времени – ведь покойная Годзилловна объявила его виновником гибели Мамочки. Рано или поздно им займутся вплотную и уже не станут предварять расправу пением арий.
Опасения Томского подтвердились очень быстро. Он опять увидел старого знакомого. Лавируя между грудами кирпича, пригибаясь, он бежал помосту с обрезком ржавой трубы в руке. На конце ее было сделано два надреза, а четыре лепестка отогнуты и заточены, превращая трубу в копье.
– Ну, Томский, и заварил ты кашу, скажу я тебе! Помолись, мужичок, если успеешь!
В последний момент Толик успел пригнуться. Копье вонзилось в помост над его плечом. Не позволяя кастрату выдернуть оружие, Томский пнул его в лодыжку. Противник завизжал, комично подпрыгивая на одной ноге.
Анатолий тем временем дотянулся до обломка кирпича. Швырнул его, надеясь попасть кастрату в голову. Промах. Толик рванулся вперед, пытаясь схватить противника свободной рукой. Помешала цепь. Она натянулась и едва не вывернула руку.
Шансы Томского выиграть этот поединок были ничтожны малы. Спас его счастливый случай. Кастрат поскользнулся на кровавом месиве, некогда бывшем Годзилловной, и упал прямо на Толика. Цепь, которая раньше мешала Томскому, теперь помогла ему. Дзинь! Ржавые звенья обвились вокруг шеи противника. Стиснув зубы, Анатолий натягивал цепь до тех пор, пока глаза кастрата не вылезли из орбит, а язык не вывалился изо рта. Тело его обмякло.
– Вот так, мужичок. Пора на покой, скажу я тебе…
Томский порылся в складках набедренной повязки, нащупал подобие кармана и, выудив оттуда ключ, оттолкнул труп. Он не сразу смог избавиться от наручников – тряслись руки. Наконец ему удалось попасть ключом в прорезь и освободить руку. Толик на четвереньках добрался до угла помоста и спрятался за него. Так. Теперь карабин. Годзилловна оставила его у кресла Мамочки. Томский поднял голову. Добираться до карабина не потребовалось. Ствол его уперся Толику в лоб. Полуликая не умерла, хотя была очень близка к этому. Из уголка рта ее струился ручеек крови, а единственный глаз подернулся мутной пеленой.
– Хи-хи-хи! Я насмехалась над Мамочкой, но только теперь поняла, как любила ее. Ты… Ты не имеешь права жить. Сдохни, убийца! А-а-а-а!
Прежде чем выронить карабин, Полуликая все же выстрелила. Пуля оцарапала Томскому мочку уха. Мутантша завела руки за голову и попыталась сбросить Шестеру, впившуюся зубами ей в затылок.
Толик вскочил на помост. Поднял карабин и, приставив его к виску Полуликой, нажал на курок. Прежде чем мозги карлицы выплеснулись на помост, ласка успела спрыгнуть с нее и отбежать на безопасное расстояние.
– Молодец, подружка!
О том, что рассыпаться в любезностях не время, Томскому напомнила автоматная очередь, выбившая из досок фонтан щепок у самых его ног. Толик спрыгнул с помоста, отполз за ближайшую горку битого кирпича, смешанного с осколками кафельной плитки. Вытащил из магазина обойму и выругался. Повезло как утопленнику – всего пять патронов. Вот и повоюй.
Томский выглянул из укрытия. Бой продолжался, хотя и не с таким размахом, как вначале – стороны начали экономить боеприпасы.
– Что, Шестера, постреляем? – поинтересовался Анатолий у ласки, которая прижалась к его ноге. – По глазам вижу, что согласна.
Первым выстрелом Толик снял одну особо резвую амазонку, которая спряталась за колонну и старательно поливала выступ, на котором залег Носов, ливнем пуль. Женщина ткнулась лицом в колонну, выронила «калаш». Его сразу попытался подхватить член братства кастратов, но Толик влепил ему пулю между глаз. Еще одним выстрелом Томский снес макушку второй приспешнице Мамочки, а потом и сам вынужден был залечь – его заметили и обстреляли. Пришлось уткнуться лицом в мусор и прикрыть голову руками. Только через минуту он получил возможность осмотреться. Оказалась, что его помощь пришлась кстати. Друзьям удалось вывести из игры трех амазонок и ранить одного кастрата, который теперь корчился, царапая ногтями колонну. Томский отполз за соседнюю кучу мусора. На этот раз это был не битый кирпич, а знаменитый курган из прикрытых брезентом человеческих останков. От вони перехватило дыхание, а тут еще брезент зашевелился, и через прореху в нем на Анатолия уставились глаза любопытной крысы.
– А ну, кыш!
Томский хлопнул по брезенту ладонью в надежде прогнать грызуна. Крыса испугалась. Пытаясь забиться поглубже в свою нору, дергалась так, что кусок брезента сполз на пол. Томский увидел ступню. Частично обглоданная, испещренная темно-зелеными трупными пятнами, она шевелилась, словно ее обладатель пытался выбраться из-под тел товарищей по несчастью. Дело было, конечно, в крысах, снующим по проделанным ими туннелям, но от понимания этого Толику легче не стало. Он решил оставить крыс в покое. Лучше уж подыскать подходящую цель и с толком потратить предпоследний патрон.
Цель отыскалась быстро. Томский с удивлением увидел женщину, которая, в отличие от своих подруг, была прилично одета. Черный комбинезон обтягивал невысокую стройную фигурку. Поверх него был надет разгрузочный жилет, а кремового цвета шарф, дважды обмотанный вокруг шеи, смотрелся франтовато. И самое главное: девушка держала в руках не карабин, и не популярный для всех времен и народов «калаш», а винтовку с оптическим прицелом.
