— Да.
Дверь чуть приоткрылась. В образовавшейся щели блеснул глаз. Он вперился в Глеба, мигнул пару раз, затем дверь открылась шире. На пороге стоял долговязый полуголый человек, невообразимо худой, нескладный. Волосы его были всклокочены, слезящиеся глаза все норовили закрыться. Видимо, он уже спал, когда Глеб постучался.
— Заходите, господин. Время позднее, уж не обессудьте, что держал вас так долго на улице.
— Ничего. Я переночую одну ночь, а утром пойду дальше.
— Как вам будет угодно.
Хозяин провел гостя в дом, показал маленькую каморку с единственным узким окном и с крепкой дверью, которая запиралась изнутри массивным железным засовом. Из мебели здесь была лишь узкая кровать, стул и крохотный стол, на котором и поужинать толком было невозможно.
Глеб расплатился сразу же. Хозяин благодарно кивнул, исчез на некоторое время, вернулся, неся сдачу и масляный светильник.
— Ужин подать не могу, господин, — извинился он. — Постояльцев давно не было, я потому ничего впрок не держу. Но завтрак будет готов. Скажите только когда.
— Не беспокойся. У меня есть кое-что из провизии. А сейчас я хочу отдохнуть.
— Конечно, господин. — Хозяин поклонился и ушел, головой почти задевая потолок. Глеб запер за ним дверь, проверил окно, стянул сапоги, отстегнул меч и лег на кровать.
Было слышно, как поскрипывают половицы — разбуженный хозяин теперь не мог успокоиться, все ходил по своему дому, нескладный, длинный. Тихо потрескивал фитиль лампы. В углу возились мыши, иногда тонко попискивая…
Глеб задул огонек и спокойно уснул.
3
Он поднялся рано и, не слезая с кровати, выглянул в окно.
Деревня ожила. И домов-то было всего шесть, а жителей с лихвой хватило бы на небольшое сельцо. Около колодца образовалась целая очередь. По улице носились голопузые пацаны. Женщины сходились вместе, кучковались, беседовали о чем-то. Слышались крики детей, скрип колодезного ворота, обрывки невнятных разговоров. Мычала, блеяла скотина на задворках, перекликались осипшие петухи. Где-то стучал топор.
Глеб потянулся, спустил ноги на пол, пошевелил босыми пальцами.
В комнате стояла приятная прохлада, хотя на улице — он видел — было жарко, поднимающееся солнце уже вовсю припекало.
Обувшись, подпоясавшись, Глеб отодвинул засов, немного попетлял по незнакомому дому, нигде так и не встретив хозяина и, наконец-то отыскав нужную дверь, покинул избу.
Он собирался идти дальше. Здесь его ничто не держало: за ночлег он рассчитался еще вечером, есть не хотелось, припасов был полный мешок.
Завидя незнакомца, люди притихли, стали понемногу расходиться, а некоторые, наоборот, сплотились в тесные кучки, с подозрением поглядывая на Двуживущего. Детишки куда-то пропали.
— Господин! — окликнули его. Глеб повернулся на голос. Из-за ближайшего дома, размахивая длинными, сухими руками, ковылял на своих мосластых ходулях долговязый.
— Господин, вы уходите?
— Да, мне пора.
— А я завтрак готовлю.
— Нет, спасибо. Аппетита нет. Поем в пути, — Глеб достал серебряную монетку и протянул собеседнику: — Возьми. Это за беспокойство.
— Благодарю, господин, — долговязый понизил голос, словно боялся, что его могут подслушать. — Я обычно не суюсь в дела Двуживущих, — сказал он, — но хочу предупредить вас, что вчера через нашу деревню прошел безоружный человек с посохом в руках. Двуживущий, но без оружия. — Долговязый покачал головой. — И в простой одежде. Странно даже. А через несколько часов здесь были двое воинов. Они спрашивали у нас про того путника, но мы ничего не сказали. Не в наших привычках лезть в дела Двуживущих. И воины ушли дальше. Вслед за тем, первым. А потом появились вы. Я подумал, может, и вы преследуете кого-то?
— Нет, — Глеб улыбнулся. — Я никого не преследую, ты ошибся. И все равно спасибо.
Он вспомнил предостережение Сергея: «избегай Двуживущих» и положил в ладонь долговязого еще одну мелкую монетку. В конце концов он был достаточно богат, чтобы купить хорошее мнение людей о себе.
Не задерживаясь здесь больше, Глеб направился по дороге, что уходила к юго-западу. Он покинул деревню под осторожный шепоток крестьян, и еще долго слышал крики петухов за спиной.
4
Дорога и раньше-то едва намеченная, теперь и вовсе истончилась, усохла. Дважды Глеб терял ее и шел, ориентируясь на солнце, но потом вдруг вновь обнаруживал под ногами слегка притоптанную тропинку.
Холмы остались позади. Теперь вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась монотонная равнина, сплошь покрытая невысокой, выгоревшей под солнцем травой. Местами виделись небольшие зеленые островки. Обычно там или бил из-под земли ключ, утекая коротким ручейком, или же находилось маленькое озерцо, заросшее шуршащим тростником так, что под ним не было видно воды.
Равнина была скучна. Но Глеб не смотрел на землю. Он смотрел вверх, в яркую светящуюся синеву с белыми горами облаков. Там, в вышине, все двигалось, все жило. Перемещались неторопливо целые горные массивы, хребты и отдельные пики, сталкивались, сливались, трансформировались. Огромные валы тумана незаметно таяли, пропадали, но откуда-то возникали новые седые навалы, и катились к горизонту сонным прибоем.
Нигде больше Глеб не видел такого огромного раздольного неба.
5
Дорога пропала и на этот раз уже окончательно.
Ему еще встретились на пути три небольшие деревеньки — он видел крыши домов вдалеке и кроны деревьев — но все они стояли в стороне, и Глеб, не раздумывая, проходил мимо. Пока что у него было все необходимое.
Ближе к вечеру погода стала меняться. Переменился ветер. Стал порывистый, неровный, задул прохладой в правый бок. Даль окуталась дымкой поднявшейся пыли. Побледнело солнце, затем и вовсе спряталось. Облака, недавно белые, неспешные, теперь посерели, вытянулись грязными полосами по небу, побежали куда-то рваными клочьями. А на севере, над самым горизонтом зрела иссиня-черная туча, жуткая и будто бы живая. На ее фоне сверкали вспышки грозовых разрядов, пока еще бесшумные, далекие.
Глеб заторопился, хотя нигде не было видно ни укрытия, ни пристанища. Всюду, куда ни кинь взгляд, лишь бесконечная равнина. Кругом одна пыльная волнующаяся трава, и ничего больше.
А может, туча пройдет стороной? Или погрозит разрядами, да и растворится в бескрайнем просторе неба…
Через полчаса сомнений уже не осталось. Вся северная сторона затянулась чернотой. Туча урчала опухшей утробой, вспышки молний внутри лишь оттеняли ее беспросветный мрак. Заметно похолодало, но ветер утих. Глеб физически ощутил, как тишина замершей природы давит на него. Смолкли все звуки, на которые он и внимания-то обычно не обращал: шелест травы, щебет потревоженных птиц, стрекот кузнечиков и цикад. Только ворчала надвигающаяся беспросветность. Приближалась, наползала, и Глеб вдруг необычайно остро почувствовал свою ничтожность. Он торопился, но равнина была бесконечна, он шел быстро, как мог, но обогнать приближающуюся бурю было не в его силах. Один на открытом месте, сиротливая цель, видимая отовсюду. Захотелось лечь на землю, слиться с травой, закрыть голову руками, а когда буря начнет метать молнии, кричать, кричать и кричать, отгоняя страх.
