— А может, это первая стадия безумия? — пробормотал Стас.
— Нет, это та сторона, которую ты, в отличие от других, можешь видеть уже сейчас.
Стас задумался.
— Та сторона — это мир мертвых?
— Это сказал ты, не я, — еще одна едва уловимая улыбка на бледных губах мертвеца. — У тебя есть особые способности, Стас. Они были и раньше, но раньше не было необходимости их развивать.
— А теперь?
— Теперь такая необходимость появилась. Нужно только научиться управлять своей уникальностью. И ты уже учишься.
Стас тряхнул головой. Он не понимал.
— Приступы — моя уникальность?
— На самом деле теперь это не приступы, Стас. Это уже другое. Это твое особое зрение, особый слух, особые чувства, с которыми ты просто не очень хорошо освоился и к которым не до конца привык. Но уже скоро.
— Скоро что?
— Скоро освоишься и скоро привыкнешь.
«Бум-м!» — колотушка Колдуна ударила в бубен.
«Бум-м-м!» — отозвался гулкий удар. Снаружи, в запертый люк.
Стас невольно повернулся на звук.
Интересненький эффект! Эхо от бубна не покатилось по коридору, а садануло из ДУК-камеры.
«Так вот что стучалось там, — промелькнуло озарение. — Эхо от бубна, в который бьют здесь».
Стас повернулся к Илье. И никого не увидел.
* * *
Он невесело усмехнулся. Хорошо быть призраком: появляешься, где хочешь и когда хочешь. И когда хочешь — исчезаешь. Очень удобно.
Или Колдун — это все-таки не призрак, а банальный глюк?
Стас снова посмотрел на люк ДУК-камеры.
Так, а это что такое? Еще одна галлюцинация?
На поверхности люка проступили очертания ладони. Одной. Потом второй. Будто кто-то снаружи продавил и раздвинул металл…
Может, кто-то все-таки ломится в субтеррину из подземных глубин? «Из глубин, из глубин, из глубин», — тревожно билось в голове.
И может, это вовсе не Колдун?
Следы от рук втянули металл в себя. Превратились в четкие отпечатки на надписи «Не прислоняться». При этом следы закрыли, порвали и стерли «не» и «ся». Осталось «прислонять».
К чему бы это?
«Руки», — снова послышался голос Колдуна и — снова в голове. Стас огляделся. Да, только в голове. Рядом с ним Ильи не было. Но голос явно принадлежал Илье. Стас успокоился.
«Прислони руки, Станислав».
Ладно. Стас шагнул к люку. Теперь страха не было вообще. Было любопытство и ощущение важности… нужности, неотвратимой необходимости происходящего.
Его ладони легли на контуры чужих. Совпали идеально. Настолько идеально, что…
«Мои, что ли?» — снова пробудилась тревога.
На какой-то миг металл показался Стасу податливым, как влажная глина. Нет, не показался — он стал таким. Стас надавил, и теперь уже не чужие руки, а его собственные глубоко отпечатались на люке по обе стороны от «прислонять».
«Теперь вы вместе, — объявил Илья. — Вместе с этой лодкой».
Стас попытался оторвать руки. Сразу не получилось: на какое-то время он словно прирос к надписи «прислонять» и стал живой частью мертвой субтеррины. Хотя такой ли уж мертвой на самом деле?
«Смотри, слушай, чувствуй», — снова прозвучал в голове голос Колдуна.
И Стас увидел…
Взгляд как рентген проник сквозь закрытый люк с отпечатавшимися ладонями. Все вдруг стало видно, как через чисто вымытое стекло. Широкий ствол ДУК-камеры. И то, что за камерой. Сложная механическая и электронная начинка между внутренними и внешними стенками «Боевого крота». Выворачиваемые буром и выдавливаемые шнеком пласты рыхлой измельченной породы. И не тронутая еще порода. И что за ней. Удивительно, но чтобы видеть всё это, даже не требовалось света. Взгляд Стаса сам был как свет.
Услышал…
Шипение и визг буровых головок. Монотонную унылую песнь вращающегося шнека. Грохот и лязг лап-домкратов, толкающих машину вперед. Скрежет движущегося под землей металла о размолотую щебенку, и треск взламываемой скалы.
Почувствовал…
Тяжесть земли, наваливающуюся со всех сторон. Мощный напор и скорость подземной машины, пробивающейся сквозь грунт. Яростное кипение пузырящейся буровой смеси, выплескивающейся под давлением из узких сопел. Растекающуюся по шнеку влагу. Трение титановой обшивки о стенки прорытого туннеля, который обваливался за кормой сразу же, как только субтеррина уходила дальше.
Это были особые зрение, слух и чувства. Особые — именно так говорил Колдун.
Стас отлепил, наконец, руки от люка. В металле так и остались отпечатки его ладоней. Определенно — его, Стаса. Но, даже оторвавшись от люка, он не утратил только что обретенной связи с субтерриной. Спокойно и буднично пришло осознание того факта, что ему уже не обязательно подпирать запертый люк, чтобы видеть, слышать и чувствовать подземную лодку. Стас мог делать это по своему желанию когда угодно и в любой точке «Боевого крота». Нужно было только сосредоточиться, открыть особые глаза и уши, которых нет у других, и открыться самому.
Вот, значит, во что переродилась его ущербность. Вот чем стали его приступы…
«С посвящением! — поздравил Илья, вновь обратившись к Стасу из Стасовой же головы. — Теперь ты — глаза, уши и шкура этой машины. Нижний мир многое у тебя взял, но кое-что дал взамен. Это честный обмен».
Честный? Ох, сомнительно вообще-то.
«Ты будешь самым полезным человеком на этой лодке, Стас. Так и передай полковнику. Да-да, передай это прямо сейчас. Я помогаю тебе, но остальным скоро может понадобиться твоя помощь. Очень скоро».
Дверь в отсек управления была закрыта, но не заперта. Стас открыл ее. Вошел. Закрыл за собой.
— С чем пожаловал? — Гришко всем корпусом повернулся к нему на своем подвижном кресле. Полковник не был пристегнут ремнями безопасности и почти не смотрел на панель управления. Наверное, «Боевой крот» двигался по намеченному маршруту на своем «кротовом» автопилоте и не требовал постоянного внимания командира. И, наверное, поводов для беспокойства у Гришко не было. Пульт убаюкивающе помигивал зелеными диодиками. Зеленый цвет — цвет спокойствия. «Все-идет-как-надо» — обычно сообщают такие огоньки.
А вот Киря, стоявший у двери отсека, был словно живая красная лампочка. Огромная такая, злая, пунцовая. Напряженный начохр пялился на Стаса с подозрением и настороженностью. Ну да, опасности под землей нет и нужды в огневой мощи боевого отсека — тоже. И неудивительно, что начохр ошивается сейчас возле своего обожаемого полковника. Может, эти двое как раз беседовали о Стасе?
