2
И всё-таки разговор с главврагом имел свои последствия. Он оказался миной замедленного действия, которая начала отсчёт в канун Нового года, а бабахнула в середине февраля.
Леденцову в душу, на самое её дно, запала фраза "Женщина должна рожать". Он был уже не юноша (хотя и считался "молодым бизнесменом" - сороковника ещё не разменял). Самое время задумываться о потомстве. Емельян Павлович перестал раскладывать пасьянс и часами размышлял о будущем сыне. Или дочке - неважно. Леденцов Раньше видел, что такое грудной ребёнок, поэтому традиционных мужских иллюзий не питал. Например, отдавал себе отчёт, что первые несколько лет жизни дитя занимается только тем, что доставляет мелкие проблемы. И только потом проблемы становятся крупными.
Идея продолжения рода тонизировала Емельяна Павловича. Как противотуманная фара, она пробивала густую мглу безразличия, царящую в мозгу Леденцова. Он снова начал оживать, интересоваться делами фирмы, однажды даже предложил что-то рискованное.
– Емельян Павлович, - заметила жена (беседа происходила при подчинённых), - это может привести к серьёзным проблемам.
– Не приведёт. А в случае успеха…
Минуты две Катенька выслушивала доклад о перспективах, и лицо её заострялось всё сильнее. Когда Леденцов дошёл до прямого выхода на американских производителей, супруга вдруг повела себя, как в старое доброе время, - закрыла лицо руками и бросилась из кабинета.
Когда она вернулась с красным от слёз носом, за совещательным столом сидел только Емельян Павлович.
– Катенька, - он обхватил жену покрепче и принялся шептать на ухо, - солнышко моё! Ты чего так расстроилась? Не хочешь, так не будем в это ввязываться. Действительно, авантюра.
Леденцов шептал, гладил её по жёсткой от лака причёске и всё сильнее прижимал к себе. Скоро головка Катеньки оказалась у него едва не под мышкой. Обычно в этом уютном месте госпожа Леденцова быстро успокаивалась и начинала бурчать. Но, видно, слишком долго не удавалось Катеньке поплакать. Вместо того чтобы бурчать, она начала тоненько подвывать.
Попыталась заглянуть секретарша (теперь её звали Оксана), но увидела только кулак Леденцова, который он показал из-за спины супруги. Кулак девочка истолковала верно, и больше дверь в кабинет не открывалась до самого обеда. К этому времени Катенька иссякла. Емельян Павлович уже ни о чём не говорил, не шептал, а просто стоял и гладил родную шевелюру. А заодно нюхал её. "Как пахнет интересно, - подумал Леденцов, - чем-то дорогим и свежим".
Катенька издала прерывисто-протяжный вздох. Ещё по добрачным отношениям Емельян Павлович знал, что это финальный свисток. Теперь можно поговорить спокойно. Леденцовы оторвались друг от друга и посмотрели супруг супругу в глаза.
– Я тебя люблю, - начал муж. - Эй! Ты чего это? Опять?
Жена торопливо замотала головой, ловко выудила из мужниного кармана платок и с чувством высморкалась.
– И как ты работать собираешься? - Леденцов решил попробовать стиль "строгий, но добрый начальник". - А ну марш домой, приводить себя в порядок! И знаешь что? Я тебя сам отвезу. А по дороге заедем и что-нибудь съедим.
Катенька снова замотала головой. И снова молча.
– Хорошо, - согласился Емельян Павлович, - просто погуляем по парку.
И неожиданно ляпнул:
– А давай ребёнка заведём.
Катенька оцепенела. Только глаза её шарили по Леденцовскому лицу в поисках насмешки. Насмешки не было. Может быть, немного смущения от собственных слов и чуть-чуть неуверенности. Катенька ринулась к мужу так, что едва не сбила его с ног. Она всё ещё не говорила ни слова, но целовала его, как бешенная. И только когда выдохлась, сделала шаг назад и сказала, держа Леденцова за руки:
– Я вчера была у врача.
– Что? - Емельян Павлович был навылет выбит таким поворотом разговора. - Ты заболела? Что-то серьёзное?
– Очень, - сказала Катенька и жалобно улыбнулась, - у нас будет ребёночек.
И нижняя её губа в очередной раз мелко-мелко затряслась.
Ещё несколько недель клиенты по привычке звали к телефону Екатерину Владимировну, но Катенька с безмятежностью Девы Марии объясняла им, что "этот вопрос исключительно в компетенции директора".
Леденцов воспрял. Он чувствовал себя отдохнувшим и полным идей. Правда, у Емельяна Павловича хватило ума сохранить методичность в деятельности фирмы, которую ввела Катенька, но теперь он добавлял к ней лёгкой сумасшедшинки. Сотрудники заражались директорским оптимизмом. Это было нелегко - в феврале-марте на самого энергичного сотрудника нападает зимняя ипохондрия на фоне весеннего авитаминоза.
Катенька прилежно выполняла диспетчерские функции, проверяла планы и готовила себе смену. Новость о грядущем прибавлении в семействе волшебным образом распространилась по небольшому городу. Все партнёры по мужской линии находили повод игриво подмигнуть Леденцову или с особенным выражением лица пожать ему руку - в зависимости от степени знакомства. Их супруги или редкие здесь женщины-руководители резко переменили своё отношение к Катеньке. Раньше они единодушно на неё шипели ("Крутит мужиком, выскочка!"), теперь - также единодушно ворковали над ней. Маргарита Станиславовна, руководитель продаж конкурирующего предприятия "Хай Текнолоджик Маркет", на восьмое марта собственноручно дозвонилась до Кати и полчаса поздравляла её по телефону. Емельян Павлович, посмеиваясь про себя, пришёл к выводу, что беременная выскочка выскочкой не считается.
Сам он просто летал. Он где-то читал о таких методиках тренировки, когда спортсменам на ноги, на руки - везде, где можно и нужно, - вешают груз. Бедолаги привыкают к такой тяжёлой жизни, а на соревнованиях снимают с себя вериги и бьют рекорды, как Кличко грушу. Что-то подобное происходило и с Леденцовым. Сжатая пружина распрямилась. Мастера силы выпустили на волю.
Правда, окончание "заморозки" имело и свои отрицательные стороны. Теперь сцена в казино возникала в памяти ярко и в неприглядных подробностях. Приходилось признаться хотя бы самому себе, что все воображаемые Ужасы и кошмары появились именно из его, леденцовского подсознания. И вызваны они были его, леденцовским страхом. Мастер сглаза Гринев гасил их по инерции, просто из принципиального противоречия, но все равно получалось, что Леденцов - плохой, а Гринев - вроде как спаситель. Емельян Павлович очень переживал, пару раз даже напивался от огорчения, однако однажды понял, кто виноват в происшедшем. Конечно, Портнов! Хитрый лис так ловко его накрутил, подготовил, заставил в нужный момент раскрыться! Был ещё, правда, вопрос: "А зачем это нужно Портнову?". От него Леденцов ответа не искал, ограничившись банальным: "Потому что сволочь!".
