Бык кивнул:
– Воно нехай… – кивнул Бык. – Якщо усі будуть ось так бігати – мороки забагато.
– Ничего. Нас, поди вдоль реки, по трактам и по чугунке уже ищут, выйдем заросшие, оборванные. За версту будет видно – арестанты.
– Ничего, ничего… – бормотал Павел. – Нам должно обязательно повезти. Так бывает. Если долго не везет – потом обязательно должно повезти…
– Ты свое везенье, парень, выбрал, когда тебя не сразу вздернули, а сюда отправили, – успокоил его Федя. – То, что ты с нами убег – энто уже перебор.
– Да еще неизвестно, повезло ли тебе, что ты с нами рванул, – заметил поляк.
– Не лякайте хлопця… – попросил Бык.
– Нет, ну правда. Я слышал, что жизнь полосатая, словно зебра. Или там тигр. Полоса белая, полоса черная.
Федя хохотнул:
– И всякая тварь четырехногая заканчивается жопой!
– Да нет… Я видел на картинке тигра. У него есть еще хвост.
– Во-во… А под хвостом – жопа…
Поляк задумался:
– Ну, под хвостом могут быть еще яйца… А могут и не быть.
– Яйца в жопе? – удивился Федя.
Поляк посмотрел на Ульды внимательно, стараясь понять дурак ли тот или просто прикидывается. Но махнул рукой, давая понять, что спор окончен.
– А вот интересно… Тут тигры есть?.. – Все не успокаивался Пашка.
Но Федя отрезал.
– Заткнись. Накличешь.
***
– Интересно, а тигры тут есть?.. – спросил Данилин, сжимая в руках карабин.
– Тигры?.. А отчего вы это спрашиваете?..
– Я читал об этом крае, о городах. У Иркутска в гербе бобер с соболем в зубах…
– Что за чушь!.. – возмутился Попов.
– Это ошибка. Здесь когда-то водился тигр, на местном наречии «бабр». И когда город получал герб, при переписке с Петербургом произошла ошибка… Бабр стал бобром… Высочайше повелели изобразить на гербе именно бобра.
– Откуда вы это знаете?..
– После прибытия с Чукотки стало интересно узнать, в каких краях остался Аркадий Петрович. Он вообще говорил, что полезно узнавать новое о мире окружающем. Вот я пошел в публичную библиотеку…
– Надо же. Я в вашем возрасте интересовался публичными но не библиотеками, а домами…
– У меня есть невеста, – ответил Андрей и почему-то зарделся.
Впрочем, отчего «почему-то». Зарделся он от своей наглости: Алена Викторовна была невестой только в его местах.
Меж тем, Попов как раз пробирался валежнику и неловкости Андрея не заметил.
Ответил:
– Да и у меня была невеста. Да разве меня этим остановишь… Гусарил, дурачина. Вот невеста и другого нашла.
…После дождя Грабе снесся с Петербургом, сообщил о побеге. Там действительно приняли меры, выслали телеграммы по всему таежному краю.
Но Аркадий Петрович не желал самоустраняться. В тайгу были отправлены поисковые партии – две дюжины казаков под командованием Попова и Данилина.
Вернее Данилина и Попова: поскольку Андрей сам указывал, какой район сегодня будет исследован. После туда направлялся дирижабль, с него высаживался десант и исследовал местность. Затем, когда командиры решали, что можно возвращаться, давался сигнал фальшфейером. На дым прилетал дирижабль, забирал поисковиков.
– Не будет толку, ой не будет, – ругался Попов.
– Отчего же?..
– Дирижабль пока летит – его за версты три слышно, верст за пять видно. Да и когда мы огонь зажигаем – все-таки нас и они могут заметить…
– Ну, мы ж и их следы ищем-то…
Андрей взглянул на часы: дело шло к двум пополудни. Андрей взглянул на солнце, по нему прикинул стороны света, посмотрел на запад, туда где был Петербург.
Подумалось: а как там Аленка?..
Аленка была занята грустью. Писем от подпоручика Данилина не было давно.
Вообще-то он писал их еще в дирижабле, пролетая над Сибирью, потом в тайге. Все эти письма стекались в Петербург. Там должны были перлюстрировать, проверить на предмет отсутствия военной тайны, симпатических посланий. Но поскольку никто не знал, в чем конкретно эта военная тайна заключалась, письма вскрывать не спешили. Паче, дел было предостаточно.
Игнатьев, было, хотел просить цензора, но махнул рукой: справимся своими силами. И письма ждали своего череда.
– Ну надо же какой негодяй! – ругала Аленка Андрея. – Я тут по нему изо всех сил скучаю, а он неизвестно где ездит.
Кроме того, жила обыкновеннейшей жизнью. Ходила на курсы, чему-то на них училась. Потом рассказывала отцу:
– Был урок кулинарии… Все варили суп, а я задумалась и сделала торт. Из тех же продуктов.
Профессор кивал не шибко вникая в услышанное. Торт – так торт. Из брюквы – ну и ладно. И не таким обедали в студенческой молодости.
– Еще я сегодня ходила искать место работы… – продолжила Алена.
Виктор Иванович отвлекся, удивленно вскинул бровь:
– Работу?.. Зачем порядочной девушке работа?.. И чем все закончилось?..
– Как обычно. Наниматель предложил руку и сердце…
Некоторое, очень недолгое время профессор думал, что его дочь пошутила. Так продолжалось, пока та не заговорила снова.
– И все равно – я найду работу. Я пойду в телефонистки. Будто бы подхожу! Голос у меня приятный – это многие говорят. Ростом – вышла. Говорю без ошибок…
– Что?.. Моя дочь да в телефонистки! Они ведь туда набирают тех, кто покраше! И платят по четверть тысячи в год! Не всякий мужик так заработает! Всем понятно, чем женщина может такие деньги заработать!
– Что вы такое говорите! – оскорбилась дочь. – Телефоном пользуются только люди приличные! Под сотню в год стоит такое удовольствие. И то, если в центре Москвы… А телефонистки… Я вот слышала, что одна по телефону познакомилась с графом, вышла за него замуж.
Профессор недовольно забурчал. Он как раз думал: а не обзавестись ли и себе телефоном: не иметь его уже было как-то неприлично. И будто бы уже было кому звонить, но вот необходимости в этом решительно не имелось. Предметы исследования Виктора Ивановича были мертвы уже много тысяч лет, и обсуждение их легко можно было отложить до утра или вовсе до понедельника.
– И все равно! Все равно, я решительно запрещаю тебе идти работать! Это при живом-то отце.
Алена обиженно надула губки и молча ушла к себе в комнату, чтоб тосковать уже там…
***
…Около часа дня забежала подруга Аленки – Аглая Лушнина.
Она сообщила, что вечером у них будет собираться молодежь, и Аленку само собой зовут.
Аленка была бы и рада сходить, но с другой стороны с утра была в другой роли: обиженной и оскорбленной в лучших чувствах.
