Чтобы сохранить Пламя, от Жнецов всегда требовалась недюжая сила воли и самодисциплина. Необходимо было соблюдать определенные правила. В условиях нового мира это оказалось практически невозможно. Он трактовал свои.
Тени восприняли новость как подарок судьбы, люди — как очередное проклятье. Не обрадовала новость и Азари. Почувствовав внезапную свободу, Низшие начали бесчинствовать. Храмовники не справлялись с потоком обезумевших пришельцев. Только установившееся равновесие снова пошатнулось, норовя уничтожить зарождающееся государство. Назревал коллапс.
Тогда Азари создала мечту. Стимул для концентрации внутренних сил. Не пустышку, рассыпающуюся в прах, как только к ней прикоснешься, а вполне конкретную, осязаемую, осуществимую цель. Новый Олимп. Долгожданную обитель-отдохновение для уставших душ. Единственное оправдание всех тех лишений, которые вынуждены были терпеть Жнецы за десятилетия изнуряющих жатв.
К тому времени Олимп уже успел получить формальный статус острова. Небольшие городки усеивали прибрежную зону моря Аркадия и неглубокого Олимпийского канала, отделяющего его от провинции Фарсида. Получив поддержку Азари, вулкан начал стремительно развиваться. В него вкладывались баснословные суммы, прибрежные городишки за считанные годы разрослись до огромных мегаполисов. Развивая инфраструктуру горы, Азари платила за стабильность. И это с лихвой окупилось. Отступлений Пламени с каждым годом становилось все меньше, пока и вовсе сошло на нет. Жнецы получили свою мечту, и готовы были платить за нее любую цену.
Стоявшие у истоков становления Олимпа счастливчики позже сформировали собственные династии. В основном, в них входили инженеры, строители и ученые, которые терраформировали вулкан. Они и стали впоследствии поддерживать жизнедеятельность планеты. Будучи обладателем большинства Марсианских научных центров, Олимп медленно, но верно начал подниматься над всем остальным миром. Не удивительно, что со временем и оброс элитой, считавшей себя, к слову, не безосновательно, солью Марсианской земли.
Раз в год утверждались квоты на переселение, и назначалась сумма билета за вход. Разыгрывались лотереи и акции. Арены гремели по всему Марсу. Проще говоря, унизительная насмешка Азари плавно переросла в успешный социальный проект. Он держал в равновесии громоздкую политическую махину, которую она нарекла своей Империей.
— И не надоело тебе жить на работе? — саркастически улыбнулся Фальх, глядя на спокойствие Олимпийского канала.
— Расслабление только мешает хорошему результату, — задумчиво ответил собеседник.
— Некоторые так не считают. Я, например.
— И где сейчас это «я» находится?
— У канала. Думал, ты здесь. Не угадал.
Мужчина на том конце связи довольно хмыкнул.
— В западном секторе угроза обрушения очередных пустот, — мыслительный процесс собеседника, видимо, не заканчивался и шел параллельно с диалогом, — Приходится немного поднапрячься. Так, ерунда…
— С каких пор временники этим занимаются? Я надеялся, что все силы уходят на решение моего вопроса, — недовольно посетовал Фальх.
— Так и есть.
— Данные по Птоломею дошли?
— И что эти данные? Нельзя познать Марс, не встретившись с ним лицом к лицу.
— Хм… И даже не предупредил.
— Стыдно пропустить такое событие и потом узнать о нем от такого, как ты.
— Беспринципного, циничного ученого, не принимающего ничего на веру?
— Я этого не говорил.
— Первым бывает обычно тот, кто больше заинтересован.
— Наверное, так и есть. В последнее время хочется только наблюдать, а не рвать ткани бытия.
— И каковы результаты твоих наблюдений?
— Это действительно очень сильная аномалия.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Смотря, что ты хочешь услышать.
— Что проблема решена.
— Сейчас я на высоте двенадцати километров от поверхности Марса. После карантина стратосфера невероятно красива.
— Ясно. Сейчас буду, — ответил Фальх и прервал связь.
Канал блистал в лучах солнца. Глянцевые крыши зданий отражали большую часть света, заставляя слезиться глаза. Всего через каких-то полчаса начнет наплывать тень с Олимпа и проглотит видимую часть города. Первые огни Дейрина, одного из многочисленных прибрежных городов, медленно зажигались на узких улочках. Население в семьсот тысяч человек готовилось к очередному погружению в липкий полумрак. Люди к этому давно привыкли. Город снова укроется одеялом из сотен разноцветных светлячков, а в местных ресторанах начнет пронзительно петь тягучая скрипка.
— Еще вина, господин? — вежливо спросил официант, осторожно держа в руках бутылку из темного стекла.
— Пожалуй, нет. На сегодня все.
Прежде чем пойти к стационарному телепорту, Фальх предпочел сначала докурить. Прожив около сотни лет за щитом, он успел привыкнуть к чувству ничтожности по сравнению с Олимпом и уже перестал его замечать. Это чувство смешивалось с каким-то нездоровым удовольствием от осознания причастности к чему-то грандиозному. Ученый раньше не верил в пространный диагноз врачей, называвших зависимость от Олимпа болезнью. Люди, проводившие длительное время рядом с вулканом, испытывали тянущее чувство боли от расставания с ним. У некоторых это вызывало самые что ни на есть нервные срывы. Синдром депривации — так это называли. Только покинув дом, Фальх в полной мере прочувствовал правдивость этого диагноза. Отвратительное чувство обделенности не оставляло его ни на секунду. И сейчас, повернувшись к Олимпу спиной и докуривая очередной заряд сигареты, Фальх Диттэ прикрыл глаза от удовольствия. Он чувствовал его своей кожей и немного улыбался. Мужчина знал, что будет скучать по вулкану. Однако, никогда не выбирал между ним и собственной мечтой.
— Халат надень, — недовольно проворчал мужчина, даже не обернувшись лицом к Фальху.
Он усиленно изучал календарь, висевший на стене.
— Опять не спал целую ночь? — спросил гость, вошедший в просторное помещение, больше похожее на библиотеку, — Я у тебя дома. И здесь не лаборатория.
Мужчина у стены на секунду задумался.
— Действительно. Надо же… Прости. Всегда найдется парочка студентов, считающих, что на лекциях это не обязательно, — словно очнулся от забытья собеседник.
— Опять догоняешься послекарантийной стратосферой, Анноэф?
— Я не зависим от полета миражей.
Западный научный центр располагался прямо на поверхности вулкана. Таких мест насчитывалось пять, и Западный, располагающийся при Амазонской академии наук, считался самым крупным. Правда, находился он не на самой высокой точке планеты, уступив каких-то пару километров Аркадийскому Университету. Потухший Олимп и после терраформации не проявлял признаков активности, лишний раз показав, насколько толстошкур Марс. Экстремальные высоты давно уже никого не пугали. Разряженная атмосфера, регулируемая гравитация, наблюдательные пункты геофизиков — условия для экспериментов были уж слишком соблазнительны.
— Ты уже кучу времени изучаешь земной календарь. Там что, появилось что-то новое?
— Через три дня Земля достигнет своего афелия, — спокойно ответил Анноэф, не замечая сарказма собеседника, — У нее всегда было неоспоримое преимущество перед Марсом. Увы, нам о нем приходится только мечтать.
— Гравитация — не камень преткновения.
— Ты ошибаешься.
— Жить без страха — большая роскошь.
— Все время трястись и ютиться на Марсе, как пауки в банке, мало приятного.
— Зато на полыхающей Земле — гораздо лучше. У нее же есть гравитация, — саркастически поддел Фальх.
— Техника не вечна, — ответил Анноэф, — Люди просто привыкли об этом не думать. Иначе можно сойти с ума.
— Люди живут чем угодно, но только не реальностью. Кумирами, удовольствиями, прошлым…
— Ты про календарь?
— А как еще объяснить эту нездоровую привязанность к земному летоисчислению? Даарийский намного удобней.
— Для Олимпийцев это, скорее, способ возвыситься над остальными. Продемонстрировать свою преемственность материнской планеты, — пожал плечами Анноэф, — Но вот зачем он храмовникам, я никогда не понимал.
