и шею Евы, отводит слипшиеся волосы с ее щек.
– Это был плохой сон, не волнуйся, – отвечает Ева, задышав ровнее. – Дашь мне воды?
Мари бежит на кухню. Ева быстро вскакивает с постели и ищет стеклянный куб. Но его нигде нет.
Мари возвращается в комнату со стаканом в руках.
– Ты не видела стеклянный куб в моей постели или на полу? Ты же не брала его?
– Нет, не видела. Выпей воды.
Вибрирует телефон: пришло сообщение от Шшати.
– У меня есть заказ. Мне нужно в город.
На кухне царит переполох. Бабушка держится за голову и ворчит:
– Опять шшатинки, опять у них есть заказ! История повторяется. Господи, Ева, когда они от нас отстанут?!
– Какая тебе разница, кто заказчик? Что это меняет, Бабуль?
– По большому счету – ничего, но ты же знаешь, я немного суеверна. Брать второй заказ от тех же людей – плохая примета.
– Я пойду с тобой, – говорит Мари. – Я не могу здесь оставаться.
– Нет! – одновременно реагируют Бабушка и Ева.
– Я не приду с тобой на выполнение заказа, обещаю. Останусь дома у Мэри.
– Хорошо, тогда можно. Собирайся! – Ева улыбается.
Марат молча стоит, прислонившись к стене и держа руки в карманах. Ева замечает, что он не в духе, но ей нужно разобраться с путаницей в собственных мыслях. Она не хочет думать ни о Марате, ни тем более о Человеке-зонте. Только заказы, только работа, только война. Вот о чем ей нужно думать. Она должна освободить Артура из плена, привести его домой, свергнуть Герберов с трона, и тогда люди сформируют новую власть.
На прощание Ева пожимает всем руки и садится в машину. Бабушка стоит у окна и дает последние наставления.
– Бабуль, ну что ты так беспокоишься? Ты же знаешь, что я вернусь.
На Бабушкины глаза наворачиваются черные слезы.
– Шушан тоже так говорила.
– Я вернусь, Бабуль. Обещаю.
Машина отъезжает от гаража. У ворот стоят Лом, Арпине, Бабушка. Марата нет. Ева сигналит и уезжает. Выехав на главную дорогу, машина набирает скорость и мчится в сторону виднеющегося вдали желтого смога.
– Сначала поедем к нам домой, а потом к шшатинкам? – спрашивает Мари.
– Я поеду к шшатинкам, а ты – домой.
– Ты такая жестокая, что даже не позволишь мне увидеть Дэва? Ну пожалуйста, я приеду с тобой только на получение заказа, а потом ты поедешь по своим делам.
– Извини, Мари. Твое присутствие неэтично. В следующий раз возьму тебя с собой, честное слово. После завершения заказа мы встретимся с Дэвом.
Мари хватает Еву за руку и трясет:
– Обещаешь? Честное слово?
– Да, только руку отпусти, пока мы не перевернулись.
Мари открывает машинное зеркальце, причесывается, освежает помаду. Ее маленькая блестящая сумочка похожа на елочную игрушку. Да и сама Мари – как игрушка. Разноцветная, сложенная из конфетных фантиков. Розовые ножницы на лице делают ее еще декоративнее. Ева думает, что Мари обладает неописуемо яркой энергией, и понимает, что привязалась к ней, полюбила так же, как Бабушку. Почти так же.
Шшати ждет Еву в одном из частных домов на обочине привокзальной трассы. Она стоит у окна и смотрит на подъезжающую машину. Капли дождя сливают воедино белизну ее лица и розовый тон помады. Чернота глаз плывет вниз, и лицо стекает по мокрому стеклу.
Ева улыбается. Шшати замечает ее, машет рукой. Ева в блестящем из-за дождя длинном зеленом плаще-накидке. Шшати просит карлицу принести чай.
Войдя в комнату, Ева осматривается. Высокий потолок. Простая обстановка. На стене – проекция белой змеи, которая извивается и ловит собственный хвост. Оставляя мокрые следы на полу, девушка подходит к Шшати. Они обнимаются. Шшати замечает, как Ева похожа на Шушан, и предлагает ей сесть на мягкий диван.
В комнату входит карлица с подносом. Она в белом халате, ее голову украшают розовые перья.
– Я принесла ореховое варенье. Его приготовила моя дочка, мадам, – говорит она, посмотрев сначала на Шшати, потом на Еву, и быстро выходит из комнаты.
Шшати улыбается. Ева любуется чертами ее красивого лица. Длинной тонкой шеей. Густыми длинными ресницами. Шшати же успевает рассмотреть татуировки Евы – изумрудно-бирюзовые на веках и зонт на шее.
– Я знаю, что ты теперь сильнее и лучше подготовлена. Знаю, что ты сама решаешь, какой заказ брать, а какой нет. Спасибо, что не отклонила мое приглашение. – Шшати закидывает ногу на ногу и продолжает: – Тебя трудно найти. Когда я узнала, что ты жива, у меня снова появилась надежда. Значит, еще не все кончено, Ева, правда ведь? Дэв, мой сын, у Анны. Он должен был что-то сделать для нее, что-то, о чем они договаривались и чего он, по словам Анны, не сделал. Я не знаю, что именно. Убивать девушек – для тебя секундное дело, но я не хочу им навредить. Знаю, через что ты прошла, знаю, как трудно тебе живется. Но, если с моим сыном что-нибудь случится, я подниму против Герберов все кварталы. Я присоединюсь к войне под твоим руководством.
– Дэв попал в плен из-за меня. – Ева смотрит прямо в удивленные глаза Шшати. – Я попросила Марата из Парикмахеров встретиться с Анной и убедить отказаться от участия в войне. Они с Дэвом поехали вдвоем. И вот результат. Освободить его – мой долг. Это не заказ.
– Я доверяла Шушан. Я доверяю тебе. Дэв сам решает, что ему делать. Я никогда не вмешиваюсь. Но сейчас он в беде. – Шшати отворачивается к окну. – Мне нужен мой сын. Девушки должны остаться в живых.
– Интересно, почему тебе их жалко?
– Их годами насиловали их отец и его друзья. Я понимаю, что их психика нарушена. Наверное, они никогда не смогут вернуться к нормальной жизни, как и я.
Она замолкает. Ева чувствует ее затаенную боль. В глазах Шшати безграничная печаль.
– Когда я была совсем девочкой, мы с двумя подружками часто играли во дворе нашего дома. Иногда, втайне от родителей, переходили улицу и заходили во дворы кварталов напротив. Для нас это было целым путешествием. В тех краях всегда цвела сирень. Ее аромат накрывал все улицы квартала, поэтому его так и называли – Квартал сирени. Там был один большой дом, стоявший немного на отшибе. Вокруг него цвела белая сирень. Дом был огорожен со всех сторон, и мы видели только окна второго этажа. Оттуда всегда слышался смех. Окна были распахнуты, и смех каждый раз возвращал нас туда. Нам казалось, что в том
