мечи, щиты. У троих луки. То, что это именно луки, а не самострелы, не радовало. Значит, минимум трое из них — хорошие стрелки. А когда я вижу у такого стрелка меч, то это настораживает еще больше. Поскольку является верным признаком профессионального воина.
Мысль о том, чтобы напасть на них прямо сейчас, больше не казалась мне удачной. Я повернулся к Малоуну и покачал головой.
Облегчение, выразившееся на бородатом лице десятника, показало, что он тоже оценил противника и полностью разделяет мое решение.
— Мы поедем за ними, — сказал я, когда великолепная семерка достаточно удалилась, — и нападем, когда они встанут на ночлег.
В тот момент это решение казалось мне правильным.
Но когда я, уже после наступления темноты, подобрался к их лагерю, то пожалел, что не атаковал там, на дороге.
Потому что теперь противников было уже не шесть, а шестнадцать.
— Мерсийцы, — пробормотал Малоун, прислушавшись в болтовне собравшихся у двух костров недоброжелателей.
Как он это определил, я не знал. Но поверил.
Вопрос: что они делают по эту сторону речки?
Учитывая, что меньшая часть расположившихся на ночлег тащилась за нами уже несколько дней, рассчитывать на то, что это друзья, я бы не рискнул.
— У них хорошие лошади и экипировка, — прошептал Малоун. — И никакого права находиться здесь.
Ход мыслей десятника мне, прожившему не один годик среди викингов, был понятен.
Интересно, в его родне норманнов не было?
— Один караульщик у дороги, — продолжал шепотом же рассуждать десятник. — Еще одного они оставят поддерживать огонь… Или не оставят. Ночь же теплая. Лошади нас не выдадут, если из-под ветра зайти… Что скажешь, милорд?
Что скажу? То, что ход его мыслей мне нравится. Как там учил моего приемного сына наставник? Не «втрое больше врагов», а неполный колчан стрел.
— Почему они такие беспечные? — пробормотал я, чуя подвох. — На чужой же земле…
Малоун повернул голову. Лица его в темноте я не видел, но выражение наверняка угадал.
— А кого им бояться? — спросил мой десятник.
Ну да. Шестнадцать профессиональных убийц. Они дружину любого здешнего тана уработают, если тот решит с ними задраться. Да и вряд ли он решит. Танам выгоднее дружить с теми, кто по ту сторону реки. И нашим, нортумбрийским танам, и мерсийцам.
— Уходим, — шепнул я. — Вернемся перед тем, как первые птички запоют.
Так мы и поступили.
С часовым проблем не возникло. Баз и Джорди, лучше прочих видевшие в темноте, взяли его без проблем.
Минус один.
Осталось пятнадцать. Спять?
Спали не все. Нашелся один бодрствующий. И его мы услышали издали. И учуяли тоже. С ним разобрался сам Малоун, применив самое эффективное в мире средство от поноса.
Четырнадцать.
Я пересчитал тушки. Комплект.
— Баз, Джорди, Перс, вы с луками. Остальные как говорено.
Приятно иметь дело с подготовленными людьми.
Мы зашли с трех сторон, оставив четвертую стрелкам. И взялись за дело.
Зарезать спящего человека не этично, но несложно. Сложнее сделать это беззвучно. Но тут нам пришли на помощь птички, традиционно приветствующие начало дня.
С совестью договориться тоже нетрудно. Даже если я ошибся и эти вояки не по мою душу, все равно они враги. Я не стал бы о них горевать, сойдись мы на поле боя. Не стану и теперь.
Первого я приколол точно в сердце. Второго — тоже.
А вот третьему по-быстрому рассек горло. Потому что с другой стороны поляны раздался вопль. Кто-то из моих облажался. Теперь главное — скорость.
Четвертого я зарубил раньше, чем тот успел сесть. Пятого встретил, когда он уже успел вскочить на ноги. Соображал мерсиец плохо, но все же сумел бы парировать первый удар Вдоводела. Но то был всего лишь финт. Быстрый укол, рассекший легкое, и тут же длинный выпад право, чтобы не дать другому мерсийцу разрубить затылок моего бойца.
Боец, коренастый бородач Бобер, только что проткнул копьем своего противника, но выдернуть быстро не сумел. Застряло.
Новый противник подставился сам. Потерял равновесие, наступив босой ногой на что-то острое.
Седьмой спал в кольчуге. И оружие держал поблизости, так что встретил меня как положено: с мечом и щитом. Но сойтись мы не успели, потому что в шею ему попала стрела.
А вот этому храбрости броситься в бой не хватило. Или хватило ума понять, что бой проигран.
Но убежал недалеко. Бобер отправил следом освобожденное копье, которое угодило беглецу между лопаток.
А вот этот — мой.
— Не трогать! — крикнул я, отражая мах мечом понизу и отшатываясь от удара краем щита. — Я сам!
Этот длинноволосый красавчик нужен мне живым. Стой, куда! А поговорить?
Мерсиец швырнул в меня щит и кинулся к лошадям.
Возможно, он бегал быстрее меня. Но не босиком по ночному лесу.
Споткнулся, раз, потом еще раз, выругавшись…
И я сумел сократить дистанцию настолько, чтобы достать кончиком Вдоводела его правое плечо. А потом всадить полдециметра стали ему в икру.
Он нужен мне живым, но не обязательно целым.
Я мерсийцу явно не нравился. Ни ему, ни его троим коллегам, ухитрившимся остаться в живых. Пока живых.
А вот мои глядели на своего лорда как на икону. И было за что.
При раскладе семь к шестнадцати мы ухитрились не потерять ни одного человека. Раненые были. Двое. Но и тут ничего серьезного. Даже зашивать не пришлось. Грамотное командование рулит. Против неграмотного.
— Что ж ты, сокол мерсийский, такой беспечный? — укоризненно проговорил я. — Хороший воин даже на родной земле бдительности не теряет. А ты вот на чужую забрел. Зачем, позволь спросить?
Вот вежливо же разговариваю, а все равно смотрит на меня, как крысюк, придавленный крысоловкой. Бледненький такой крысюк. Потому что крови потерял не меньше пивной кружки, пока ему на конечности жгуты наложили.
Допрос я начал не сразу. Сначала разобрались с трофеями и трупами. Мертвых сложили в тени, избавив от всего того, что не понадобится им по ту сторону вечности. Коней мерсийских осмотрели и убедились, что да, прав был покойный наблюдатель: хорошие кони. Трофеи вообще оказались — на удивление. Помимо того, что обычно можно взять с такого отряда, бонусом — два увесистых мешка с серебряными монетами мерсийской чеканки. Новенькими, только-только из-под пресса.
О чем это говорило?
О том, что наши оппоненты получили их прямо из королевской казны.
Эти монеты были второй, вернее, первой по важности причиной поклонения моих
