странно, никого не было. Хотя я ожидал, что в таком роскошном помещении будет какой-нибудь важный рано-владелец особняка. Однако в этот момент меня усадили в одно из кресел — и вот кресла были явно не новые и пользовались ими не одно поколение. Сам же рано в чёрном плаще сел на соседнее кресло и опустил капюшон. И… к своему огромному удивлению, я узнал его. Причём узнал даже не по лицу — но по тому самому плащу, который, как оказалось, был сделан из шкуры зверя, по свойствам очень напоминающую мою.
— Ты, верно, догадываешься, зачем всё это происходил, маленький пуири, — сказал похититель, развалившись в кресле, — видишь ли, мелкий гадёныш, своим появлением ты порушил мою систему, которую я столько аквот с таким трудом выстраивал. Воду он всем, видите ли, раздаёт.
— Я так и понял, что конкретно вам я своим присутствием помешал больше всего, — бесстрастно ответил я, — ещё бы, кто теперь станет покупать у вас свежие фрукты по бешеным ценам, когда можно вырастить собственные.
— Всё-то ты понимаешь, — усмехнулся торговец, — ну, в таком случае, тебе, надеюсь, достанет ума понять, что исчезнуть ты должен всерьёз и надолго. Так, чтобы о тебе в этом городе поплакали, повздыхали, да и забыли.
— Всё, что я делаю — я делаю не по своей воле, — откликнулся я, — помогите мне найти путь в мой мир — и, клянусь, вы больше никогда в жизни обо мне не услышите.
— Заниматься подобными вещами у меня времени нет, — отмахнулся торговец, — но и убивать тебя, конечно, слишком расточительно. Нет, я тебя переправлю в одно укромное место, где тебя никто и никогда не найдёт — и где ты сможешь послужить на общее благо.
— Общее благо — это, конечно, ваше благо? — усмехнулся я, — ваших текущих благ вам недостаточно? Надо с сородичей последние шкуры снять?
— Мальчик, ты дурак или родом так? — расхохотался торговец, — ты предлагаешь мне сострадать этому ленивому, вечно ноющему сброду только потому, что я с ними одной расы? Не смеши меня. У меня есть деловая хватка, чутьё, связи за пределами этого города. Почему я, лично впахивая на то, чтобы всё это появилось, должен делиться плодами своего труда с теми, кто не вложил в это ровным счётом ничего?
И он замолчал, явно считая, что этим аргументом сразил меня наповал. Я не стал с ним спорить, понимая, что по-своему он прав. В конце концов, на Земле богатые тоже очень редко сострадали бедным — если, конечно, не было возможности сделать это на камеру, выставив себя в выгодном свете. Здесь же борьба за ресурсы шла не на жизнь, а на смерть. Сколотить состояние в подобных условиях — это целое искусство. А что до морали… Голод имеет свойство убивать и любовь, и совесть, и любую мораль. Ибо жить хочется прежде всего самому.
— Как вы сумели меня похитить? — непонимающе спросил я, — посреди площади, полной народу, под носом у гвардейца Йегероса.
— Половина этого народу ходит у меня в должниках, — фыркнул торговец, — мне не составило никакого труда подговорить народ на этот спектакль, чтобы и Агеру глаза отвести, и тебя аккуратно изолировать в укромное место. Этот мутант — полный псих, готовый за косой взгляд кинуться на кого угодно, да ты, наверное, уже и сам об этом догадался. Зато на лесть падок, как я не знаю на что. Только подбери нужный крючок да похвали его вовремя — он уши развесит и будет слушать тебя и слушать.
— И что вы намерены со мной делать? — поинтересовался я.
— Думаю, укромное место подождёт, — сказал торговец, — из-за тебя я понёс немалые убытки, парень. Так что будет вполне справедливо, что какое-то время ты поработаешь на меня. А там уже дальше видно будет.
— А если я не стану на вас работать? — поинтересовался я.
— Видишь вот этот плащ? — поинтересовался он, указывая на чёрную ткань, — когда я снимал шкуру с твари, которой она принадлежала, тварь всё ещё была жива. Могу повторить этот опыт с твоей шкурой. Мне она очень нравится.
Я прикинул, насколько безопасно будет выдать сейчас свою свободу и пригрозить ему своей магией. Нет, слишком рискованно. Я плохо восстановил силы во сне, вдобавок я был зверски голоден. Нет, надо оставить этот козырь на потом, когда разыграть его можно будет выгоднее всего.
— Нет, не стоит, — тихо сказал я, — вы меня убедили.
— Вот и умница, — одобрительно кивнул торговец, после чего неожиданно дружелюбно добавил, — ты, парень, главное, делай, что я тебе говорю — а уж в нашем укромном месте тебя ни пищей, ни прочим не обделят. И, как знать, может, и вопрос с твоим возвращением домой тоже обсудят. Наш благочествый лжец, котому выпала незаслуженная честь управлять нашим городом, никуда тебя не отпустит, ты, думаю, и сам это понимаешь. А теперь я тебя развязываю. Надеюсь, ты не будешь делать глупостей.
Когда он говорил о градоначальнике, в его голосе прозвучала острая неприязнь. Не исключено, что и по той причине, что, невзирая на все свои связи и ресурсы, ему так и не удалось заставить Йегероса плясать под свою дудку. Но вслух об этом благоразумно говорить не стал. Меня и так не стали бить и даже пообщали хорошо относиться. Не стоит портить такие, на данном этапе удачно нейтральные отношения.
К моему великому удивлению, отвёл меня торговец, чьё имя я так и не удосужился выяснить, не на склад, наполнять водой сосуды, и даже не обратно в каморку, где я лежал, связанный. Нет, меня отвели в хоть и небольшую, но чистую комнатку, где, к ещё большему моему удивлению, была кровать, так похожая на земные постели: матрас явно был набит чем-то мягким, то ли пером, то ли пухом, то ли каким-то аналогом. Ничего общего с тем соломенным мешком, на котором мне приходилось спать во дворце Йегероса. Конечно, шкура таисиана в этом плане куда менее прихотлива, нежели человеческая кожа, и всё же… Я, не дожидаясь разрешения хозяина, подошёл к кровати и провёл ладонью по чистой простыне и мягкому матрасу…
— Нравится? — понимающе спросил торговец, — так вот знай: так живут мои
