таисиана… это даже вроде как и не измена будет.
Я сейчас испытывал такой всплеск эмоций, которого не доводилось испытывать уже очень давно. Всё случившееся со мной в мире Руарха навалилось с тройной силой: жара, пустыня, отсутствие надежды на возвращение домой, бесконечные стычки и споры за право обладания моими водоносными способностями… И ведь всего-то и нужно было, что закрыть глаза и сказать да — и всё сделают за тебя. Всего один раз…
И внезапно перед моими глазами встала Миа. И не просто Миа — а Миа, придерживающая руками живот. В котором медленно растёт мой будущий ребёнок. И в этот момент я испытал к себе непреодолимое отвращение. Даже не страх, что Миа, будучи телепатом, сможет узнать об этой сцене — а именно отвращение. И дело даже было не в любви — в конце концов, любовь у каждого своя. Кому-то нужны стихи под луной, кому-то — шипастые плётки в постели. Дело было в доверии. Мне поверили — и я не мог его нарушить. Как бы я сейчас себя ни оправдывал, в моих собственных глазах это всё равно будет выглядеть… предательством.
— Нет… — я отвернулся, вытягиваясь дугой и мешая Мире справиться с ремешком на моих штанах, — не… не надо… я не могу… прости, не могу…
— Но почему, красавчик? — Мира так удивилась, что даже привстала и с укором посмотрела на меня, — я что, тебе совсем не нравлюсь? Я для тебя уродина, да?
— Неправда, — тихо ответил я, — среди всех девушек, что я видел в этом мире, ты самая хорошенькая. Многие, наверное, считают тебя красавицей. Но… где-то очень далеко у меня осталась девушка, которую я люблю. Которую я очень люблю. И которая ждёт от меня ребёнка. Я не могу поступить так с ней… я не могу предать её. Прости…
Несколько секунд девушка молчала. Потом прижалась к моему животу и тихо сказала:
— Зачем ты появился в моей жизни, красавчик? Такой красивый, такой правильный… и такой верный. И всё это богатство — кому-то другому. А мне — какой-нибудь придурок из сыновей папашкиных знакомых, который так же, как и он, запрёт меня в четырёх стенах, как… как вещь.
С минуту он молчала. Потом тихо попросила:
— Пожалуйста, красавчик, потерпи ещё чуть-чуть. Я с самого начала знала, что это всего лишь иллюзия, что этому не бывать… Но, красавчик, какая же это была восхитительная иллюзия. И хотя ты сейчас её разрушил, и она вот-вот погибнет… позволь ей просуществовать ещё хотя бы пару минут… и больше я никогда тебя не потревожу… клянусь.
Лежала на мне Мира почти пять минут, прижимаясь и горько вздыхая. Я не мешал ей, ощущая, как её уже затвердевшие груди постепенно смягчаются обратно. Случившееся было очень странным. Хотя, конечно, и не таким странным, как Агер, возбудившийся во сне от пары моих прикосновений. Но что было взять с этой девчонки? Если отец держит её взаперти, ибо жизнь на улице опасна (с чем, к сожалению, не поспоришь), то и увидела она во мне иллюзию… слишком яркую, слишком красочную и слишком удачно совпавшую с мечтами из детских сказок. Что ж, будет ей произошедшее горьким уроком. Во внешний мир ей придётся выйти, рано или поздно, ей это пригодится.
Наконец, девушка встала и принялась развязывать меня.
— Спасибо тебе, красавчик. Спасибо, что принёс хотя бы одну яркую искру в мою беспросветную жизнь. Ты… добр и благороден. И я надеюсь, что ты поладишь с моим батюшкой. Он честен и благороден с теми, кто честен с ним.
Развязав меня, она сказала:
— Через пятнадцать стаков спускайся вниз. Тебя накормят, и отец, наконец, с тобой поговорит…
И вышла. А я целую минуту не мог вспомнить, что стаки, оказывается, это здешние минуты…
* * *
Когда я спустя указанное время появился в гостиной, где в прошлый раз разговаривал с хозяином поместья, меня уже ждали. Разумеется, сам хозяин, сменивший свой, хоть и богатый, но всё же уличный плащ на не менее богатый халат, расписанный зелёными… существами, так похожими на больших ящериц. Наверное, это и были пресловутые пуири, с которыми меня постоянно сранивали.
Здесь же сидела и Мира, в одном из дальних кресел. И сейчас она была сама скромность: сидела, опустив голову и держа в руках какую-то вышивку. Держа своё слово, на меня она даже не взглянула. Занимая же место, предложенное торговцем, я внезапно для самого себя уловил блеск лукавого сожаления в его глазах. И невольно задался вопросом: а такая ли тайна для него то, что произошло, вернее, не произошло в той комнате?
А что тут такого, если уж речь заходит о делах? Если он получит дополнительную возможность привязать меня — то почему бы и нет? Он получит неиссякаемый источник воды в своё полное распоряжение. Это для целого города моя вода — способ лишь худо-бедно напоить всех нуждающихся. Для него же — это целое богатство, и такие перспективы. А его дочь получит в своё владение новую игрушку и, возможно, на какое-то время перестанет трепать отцу нервы. А если уж и сложится — то с таким источником воды можно послать ко всем чертям любые браки по расчёту и жить так, как захочется. При этом вряд ли отец напрямую приказал дочери провернуть подобное. Просто он увидел интерес дочери… и позволил событиям пойти своим чередом. Ведь, в самом деле, заработать такое состояние в таких условиях — нужно непревзойденное чутьё, безошибочно подсказывающее, когда обстоятельства нужно пришпорить или придержать… а когда стоит позволить им идти своим чередом.
В этот момент передо мной снова поставили тарелку с розовым пюре и куском мяса. Я благодарно кивнул и принялся за пищу.
— Здешняя еда повкуснее будет, нежели городские пайки, не так ли? — лукаво спросил торговец.
По правде говоря, из-за жары в этом мире все мои вкусовые пристрастия предельно упростились до двух полярных состояний: еда была либо съедобная, либо нет. Тем не менее, правила вежливости, а так же обстоятельства, при которых я сюда попал, заставили почтительно кивнуть.
