– Как же так? Я же… Не может такого быть.
– Может-может, – снова плеснул он горячительного и зашептал, пододвинувшись ко мне, отчего дышать стало трудно: – А в горах ещё и не такое бывало. Не удивлюсь, если эта хуйня скоро везде… Везде! – сделал Ткач, вытаращив глаза, широкий жест руками, – …свои сети раскинет. Ик. – Он тяжело засопел, уставившись в дно кружки, потом приподнял бровь и воззрился на меня, как на подсудимого. – А за что ты доктора зарезал?
– Он задолжал мне.
– Вон оно как… Ну да. О чём это я? Странно, что вообще была причина. Ты ж и со скуки мог вполне. Ты ж у нас великий Коллекционер. Мочишь людей походя, счёт потерял. А мужик-то был неплохой, доктор этот. Помог мне как-то раз.
– О своём человеколюбии расскажи Гейгеру с Балаганом. Или… Ах, дьявол! Память моя дырявая. Ты же их пристрелил.
– Сука ты, Кол, подлая. Я ж не по своей воле тогда… Да с какого хуя мне перед тобой оправдываться? И вообще, задрал ты своей болтовнёй. Делай чего хотел или уёбывай. Мне с тобою говорить больше не о чём.
– Не вопрос. Напиши коды доступа и можешь продолжать своё движение к циррозу.
– А вот это видел? – продемонстрировал он мне кукиш, предварительно на него плюнув. – Всё в голове, в голове, да… Там оно и останется.
– Что ж… В таком случае твоя голова пойдёт со мной.
Алчность. Мне всегда нравилось, как это звучит. Будто слизываешь мёд с липких пальцев. Сладкое-сладкое слово. Лишь одному существу на планете известно, что оно означает. Это существо ненасытно. Это существо убивает больше, чем способно съесть. Это существо забывает о любой опасности, как только перед носом замаячит весомый куш. Оно едва не уничтожило себя из-за алчности. Но алчность же подняла его на самый верх пищевой пирамиды. Одно неотделимо от другого, как жизнь и смерть.
Я хорошо знаю, на что способна алчность. Поэтому позволил Ткачу уйти. Ему нелегко далось решение встать из-за стола. Уверен, всю дорогу до своей грязной берлоги он ждал – когда же, когда за спиной раздастся приглушённый выстрел и пуля, войдя в затылок, сделает из мозгов кисель. Он запомнил каждый шаг, потому что каждый шаг мог стать последним. Но не стал. И я точно знаю – утром Ткач будет блевать, пока выхолощенный желудок сам не попросится наружу. Но не от похмелья, а вспоминая момент, когда повернулся ко мне спиной. Но я знаю и другое – проблевавшись, он снова и снова будет прокручивать в голове наш разговор, вспоминать каждую деталь, каждое слово. Потому что в этом его шанс, последний шанс. И Ткач скорее сдохнет, чем упустит его.
После нашей дружеской попойки я не стал далеко ходить, снял на сутки комнатушку в «Серебряной лихорадке», отвалив аж пять монет одноимённого металла, и провалялся на тахте до шести вечера, заказав жратву в номер. А после, с комфортом устроившись в баре, два с половиной часа знакомился с его меню, к слову, довольно скудным, так что это занятие вскоре наскучило, и я уже стал посматривать на часы, когда – сюрприз-сюрприз! – порог моего благословенного приюта переступила нога Алексея Ткачёва. Он – бледный как полотно – проковылял к моему изобильному столу и сел напротив.
– По беленькой? – снял я пробку с запотевшего графина.
– Нет, – мотнул Ткач головой и поморщился.
– Хорошо. – Я налил себе. – Люблю пить один. Отрежь себе курочки.
– Я согласен, – проигнорировал он моё щедрое предложение.
– Согласен на что?
– Передать тебе коды доступа.
– Так, продолжай. – Я глотнул холодной водки и закусил бужениной.
– Мне нужно сто золотых.
Кусок чудесно приготовленного мяса едва не перекрыл мне доступ воздуха к лёгким.
– А почему не тысячу? Почему не миллион? – поинтересовался я, откашлявшись.
– Я пришёл говорить о деле, а не всякую хуйню молоть.
– Тогда почему ты именно этим и занимаешься? Несёшь всякую хуйню. Откуда, думаешь, у меня возьмутся сто золотых? Это ж… две с половиной твоих головы. А я вижу только одну. Может, пойдёшь к Фоме и набьёшь себе цену?
– Ладно. – Ткач снял шапку и бросил на стул, расставшись с мечтами о быстрой и выгодной сделке. – Твоё слово.
– Десять.
– Что?! Ты в своём уме?
– Как никогда. Ну посуди сам, – я отломил жареную цыплячью ножку, – я плачу за какие-то цифры из твоей не самой светлой головы. Откуда мне знать, что они верные? Ты не смог запомнить карту, а коды запомнил – верится с трудом. Не говоря уж о злонамеренной лжи, чего, как понимаешь, я совершенно не могу исключать. Пожалуй, я погорячился с десятью золотыми. За такую сомнительную информацию довольно будет и пяти.
– Да пошёл ты нахуй!
– Ну и зря возмущаешься, Алексей. Этих денег тебе месяца на два красивой жизни хватит. А уйду я, и с чем останешься? С цифрами в голове? Так ведь ими за бухло не расплатиться. Ты своими побасенками московскими репутацию себе обеспечил на годы вперёд. Я – твой единственный покупатель.
На каменном когда-то лице Ткача промелькнула тень смятения. Да, потрепала его жизнь в последний год, поломала хребет. Что ж, тем лучше. На самом деле платить за содержимое ткачёвской головы я не собирался. Зачем? Чтобы обнаружить в ста пятидесяти километрах от неё, что циферки не те. Нет. Голова должна быть при мне, рядом, чтобы в случае чего можно было потыкать в неё ножиком, освежая память.
– Слушай, – продолжил я, обращаясь к закручинившемуся собеседнику, – это честная сделка. По крайней мере, с моей стороны. Но если тебе этого мало… ты всегда можешь повысить стоимость своих кодов.
– Пойдя с тобой? – невесело усмехнулся Ткач.
– Да. Нужно только сперва отыскать твои яйца и вернуть их на место. Если, конечно, ты их не с концами проебал.
– Этого не будет.
– Что, без яиц уже привычнее?
– Ты не понимаешь, о чём просишь.
– Отлично понимаю. Пойдёшь со мной к Камню, мы вскроем его и вернёмся богатыми, счастливыми героями. В старости будешь, сидя у камина в роскошном зале своего особняка, травить внукам охуенные байки про то, как обчистил в паре с величайшим охотником за головами неприступное хранилище, чем обеспечил безбедную жизнь им, их детям, внукам и правнукам. Хотя с другой стороны, ты можешь отказаться и встретить старость здесь, годам к сорока, один, нищий, больной, всеми забытый. Решать тебе, Алексей. Ведь ты и без меня осознаёшь собственные перспективы. Верно?
– Верно. Идя с тобой, я поимею одну перспективу – замёрзнуть нахуй, кружа по тайге. Я летом не смог, а ты в холода предлагаешь?! Это же самоубийство! Нет, – Ткач откинулся на спинку стула и налил себе водки, – уж лучше сдохнуть здесь.
