– Ты это специально, – нацелил в меня вилку Ткач, разговаривая будто сам с собой. – Специально всё это замутил, да. В людном месте, бухло… развести на пьяный базар про горы, чтобы все слышали… чтобы спровоцировать. А я только-только работу постоянную нашёл…
– Господь с тобой, Алексей. Не вали с больной головы на здоровую. Кстати, а что за работа?
– Какая теперь, нахуй, разница?
– Да просто интересно, чем занимается отставной капитан наёмников – посуду моет или сортиры чистит. А может, ты это… того… своим суровым тренированным телом приторговываешь?
– Сейчас допиздишься.
– Ладно, не кипятись. Помогу я твоему горю.
– Пополам.
– М-м?
– Барыш с хранилища. Я хочу половину от найденного. И все расходы на тебе.
– Не вопрос.
– Тогда нам пора приступать к сборам.
– Вот это я понимаю – боевой настрой! Молодчина. Только, боюсь, в это время немного найдётся торгашей, способных удовлетворить наши насущные потребности.
– И то верно, – сверился Ткач с часами.
– Бармен! – щёлкнул я пальцами. – Уверен, что не хочешь продлить мне аренду на ночь?
– Катитесь нахуй! – донеслось из-за стойки.
– Вот такой сервис, – развёл я руками, апеллируя к Ткачу. – Придётся у тебя клопов кормить. Не возражаешь?
– Надеюсь, ты без зверюги.
– Его зовут Красавчик. И сегодня он нам компанию не составит.
– Тогда лады.
Ткачёвская конура оказалась скромной даже по меркам нищих окраин Соликамска. Перешагнув порог комнатушки на цокольном этаже полуразрушенного монстра из красно-чёрного кирпича, бывшего некогда котельной, я подумал: «Не лучше ли будет поискать ночлег в заброшенных многоэтажках?» Но Ткач растопил «буржуйку», и это, с учётом ночных заморозков, убедило меня остаться.
Отсветы огня, пляшущие по выщербленным кирпичным стенам, создавали зловещую атмосферу, а крохотное оконце с решёткой под закопченным потолком вызывало воспоминания о тюремных казематах. Да и мебели здесь было не больше, чем в апартаментах казённого дома: сколоченный из едва отёсанных досок топчан с жиденьким матрасом, стол, табурет и две полки, заставленные кухонным скарбом. Ну хотя бы чисто и не воняет крысиной мочой.
– Держи, – бросил мне Ткач драное пальто.
– А разве по правилам гостеприимства ты не должен уступить мне кровать?
– Перебьёшься.
– Эх, не командный ты игрок, Алексей. – Я расстелил в свободном углу пальтишко, скрутил в качестве подушки плащ и улёгся, но сон не шёл. – Прости.
– А? – обернулся Ткач, слегка ошарашенный.
– Прости меня, Алексей, за то, что испоганил тебе жизнь.
– Стебись-стебись, – вернулся он к взбиванию пролёжанного матраса.
– Нет, серьёзно. Ведь у тебя наверняка были планы на будущее. А тут появился я как снег на голову и всё разрушил. Н-да… Здесь чувствуется отсутствие женской руки. Ты не думал остепениться? Сколотить вторую кровать, может быть, даже пару-тройку вешалок. А там и о детишках подумать можно.
– Ага. Я – завидный жених, между прочим. У меня есть «буржуйка». Тут многие очагом обходятся с дырой в потолке.
– Дьявол. Прекрати. Меня снедает стыд.
– Охота поболтать за жизнь? – Ткач улёгся, поставив автомат к изголовью, «ПМ» под подушкой тоже не ускользнул от моего внимания. – Расскажи тогда, что с Сиплым? Давно хотел узнать.
– Сиплый? А что с ним сделается? В последний раз, как я его видел, был жив-здоров. Ну относительно здоров, для наркомана.
– Почему ты его не убил? Ведь Фома наверняка заказал всех. К тому же, насколько я заметил, вы не слишком ладили.
– Знаешь, как говорят: «От любви до ненависти один шаг». В обратную сторону столько же. Сиплый мне… нравится.
– Ого какие откровения.
– Ну а что ты хотел? После твоей выходки мы остались в том бомбоубежище. Только мы двое. Тишина, лишь мерный плеск воды нарушает покой подземелья. А когда погас фонарь, мы погрузились в полнейшую непроглядную темноту. И… пятнадцать часов кряду разбирали устроенный тобой завал. А это, знаешь ли, сближает.
– Понимаю.
– Кстати, Сиплый обещал при первом же удобном случае вырезать твои коленные чашечки и бросить тебя в лесу на радость зверушкам. А я предложил запустить рыжих муравьёв на твою оголённую печень.
– Как мило. Вы обменялись кольцами?
– Спокойной ночи.
– Ага, и тебе сладких снов.
Закупаться в дорогу мы начали с самого утра. Пришлось даже потоптаться возле дверей лабаза, ожидая открытия. А перед этим Ткач проснулся в полпятого, схватил листок бумаги с карандашом и, как буйнопомешанный, начал строчить что-то, бубня себе под нос. Оказалось, он полночи обдумывал список покупок и, как только тот полностью сформировался в голове, бросился его записывать. Да, с чердаком у этого мужика определённо проблемы.
Список вышел на две страницы убористым почерком. При этом всё, что касалось одежды, обуви и спальных причиндалов, имело пометку «Ч2». Увидев, сколько всё это стоит, я потребовал умерить аппетит, на что Ткач ультимативно заявил о своей готовности немедленно выйти из дела, если я лишу его второй пары рукавиц или шерстяных панталон. Лыжи, палки и снегоступы были также продублированы с обескураживающим своей простотой пояснением: «А вдруг сломается». Единственной моей победой стала удачная попытка уговорить его на покупку двух ледорубов вместо четырёх и ограничиться одной спиртовой горелкой. Дороже всего вышла палатка из двухслойного брезента, напоминающая крохотный железнодорожный вагон и обошедшаяся мне в три золотых с копейками. А всё потому, что мой ебанутый напарник пускал коту под хвост все попытки торговаться, просто указывая на товар и говоря: «Это берём по-любому».
Перечень провианта, который Ткач планировал жрать в походе, превысил ассортимент двух продуктовых лавчонок, так что нам пришлось изрядно помотаться по Соликамску, чтобы в небазарный день удовлетворить непомерные аппетиты покорителя тайги. Крупы, соль, сахар, чай, сухари, полмешка чеснока – «от цинги», вяленое мясо, солонина, копчёная рыба, сало в совершенно непомерных объёмах, сушёные грибы, какая-то овощная хуета, и конечно же, шестидесятиградусный спирт в двух пятнадцатилитровых канистрах «для горелки». Всю эту гору барахла нужно было на чём-то везти.
Изначально я думал прикупить один из виденных у аборигенов трициклов с громадными колёсами низкого давления – такой и по болотам, и по снегу не забуксует. И купил бы, не опустоши Ткач мой кошелёк. После марафона по лабазам трицикл стал мне не по карману. Положение не выправила и продажа моей клячи. Более того, денег не хватило даже на ездовых собак, которых здесь звали лайками. К тому же использование собак осложнялось наличием в нашей команде Красавчика. Ткач – финансовый гений – предложил «из соображений экономии» его и запрячь в сани. И я уже почти согласился пожертвовать своим прикрытием, но тут нам на выручку пришёл «Птичий рынок». Не знаю, почему птичий. Торговали на нём исключительно двуногим товаром, даже и не помышлявшим о крыльях. Цены приятно удивляли.
