До моста дошли без приключений — оные, видимо, как раз и ждали этого момента для встречи. Шелихов поднял руку, давая знак остановиться, подумав, что при встрече с «аналитиками» ЦАЯ не преминет набить им морду за «относительно безопасный» маршрут.
Железнодорожный мост выглядел по-настоящему паршиво. Шелихов подумал даже, что, возможно, придется вернуться, так как вправо уходила достаточно высокая насыпь, по которой ходили, переливались и дрожали заметно плотные, словно целые пласты желе, слои сжатого воздуха. На железной дороге развалилось холмистой грудой нечто, ранее бывшее электричкой — вагоны просто сложились внутрь себя, поезд разровняло, словно катком, и с него полностью слезла краска. Оголенный, но так и не заржавевший металл ярко блестел, миражи расслаивали блеск на длинные волнистые блики, от чего казалось, что останки вагонов приплясывают и трясутся, силясь подняться и продолжить свой путь…
Один вагон и локомотив до сих пор стояли на мосту, куда, видимо, не распространялось действие обширной и мощной аномалии, занявшей всю насыпь, но досталось и им: бетонное основание моста, остаток поезда и даже металлическое ограждение были сплошь покрыты кустами похожей на стекловату «шерсти». А между водой, тропкой, проходившей как раз под мостом, какими-то прелыми бревнами время от времени с негромким жужжанием проползала извилистая, тусклая молния, после чего на бетоне с мощным, грохочущим треском вспыхивали яркие синие и розовые пламенники. Ветерок, задувающий от моста, нес в себе острый, свежий запах грозы.
— Аномально высокая ионизация воздуха в районе моста… на сканере сильно скачут показатели, но, похоже, между мостом и землей периодически возникают достаточно мощные дуговые разряды… м-м… аномалия, видимо, кольцевого типа с заметной пульсацией электромагнитного поля.
— И? — Шелихов обернулся.
— И, собственно, все. — Ученый грустно развел руками. — Нас просто… м-м… поджарит в период нарастания напряжения между землей и металлическими деталями моста. Период составляет примерно три и восемь десятых секунды, так что пробежать не выйдет, к сожалению…
— Однако вон там я вижу следы… на грязи, вон, вдоль берега. — Ткаченко указал на илистые наносы. — Кто-то, видимо, проходил под мостом… и на холмике точно кострище есть, и банки разбросаны.
— Думается мне, местный контингент просто пережидал бяку. — Шелихов осмотрел мост. — По той Зоне припоминаю я несколько похожих аномалий…
— Периодические и пульсирующие аномалии действительно изредка демонстрируют такие особенности, — согласно кивнул ученый.
— Сейчас полдень. — Ткаченко взглянул на часы. — Если до шести вечера не успокоится, будем возвращаться в лесничество. Ну а потом, соответственно, домой. Ох и состоится же у меня тогда разговор с начальничками…
— А потом? — спросил Шелихов.
— Суп с котом, — буркнул капитан, потом покосился на Лазарева. — Наш экстрасенс небось уже и так разузнал.
— Я не владею ни телепатией, ни ясновидением. — Ученый пожал плечами. — Я могу только посмотреть в прошлое, и то не очень ясно… но мысли, извините, не читаю, не тот уровень. Хотя, как мне кажется, тут сверхчувственное восприятие ни к чему. Понятно и так…
— Осуждаешь? — улыбнулся капитан.
— Нисколько. Вольные сталкеры, несмотря на связь с криминалом и черным рынком, все-таки очень помогли науке, сыграли, скажем так, одну из главных ролей. Тем более у вас особые… обстоятельства. Я хоть и научный сухарь, однако не лишен ничего человеческого.
— Ну, спасибо… — Ткаченко невесело улыбнулся, усаживаясь возле кострища и сбрасывая свой рюкзак. — Падайте, господа хорошие. Сдается мне, придется нам тут немного позагорать, а заодно и перекусить, и всякие интересности послушать. Начнем с господина сталкера Серого.
Шелихов никогда и никому раньше не рассказывал свою жизнь… да что там, даже о том, что случилось в ходке, кого встретил в Зоне и от кого отбивался, никто из коллег по несчастью от сталкера Серого не слышал. В баре приходилось только догадываться по его отлучкам, да по тому, что заказывал неразговорчивый мусорщик после ходки. Ноль двадцать пять водки, кусок жареного мяса с картошкой и стакан апельсинового нектара из пакета — рейд был удачным, хлама принес нормально, уже сдал. Тарелка пустых макарон с дешевым кетчупом и жидкий безвкусный «кофей» из пакетика — принес мало или вообще пустой вернулся. Покупает патроны — ну, точно, стрелял… а в кого, где, как — клещами не вырвешь. Подходили, конечно, поначалу особенно, спрашивали, как, мол, и что там было. Серый отвлекался, вилку откладывал и так спокойно: «Да, кой-чего было… ну, там… вот». И все. И дальше свою картошку или макароны ковырять и тихо потом из бара отсыпаться перед следующим выходом. Серый он и есть Серый… мусорщик. Кому было о нем что интересно, очень быстро отстали, а остальные, коих было подавляющее большинство, и в упор не замечали серую фигуру в углу бара. Кто? Да так… местный бродяга. По чуть в Зону лазает, окраины топчет… в проводники? Не, он точно не пойдет… Заказ на артефакт? Это вы, господин профессор, лучше во-он к тому дылде подойдите, он притащит. А какие еще заказы?
И Шелихов, услышав это слово, тихо, не внешне, а где-то в самой глубине души вздрагивал, стараясь не поднимать глаз, не обращать на себя внимание. Серый он. Серый. И нечего им интересоваться.
Семен тоже присел у бывшего костра, отложил подальше трофейный рюкзак — будет с ним еще время разобраться — и почему-то улыбнулся от странного, жутковато-жгучего ощущения на сердце и той неожиданной легкости, с которой ему дались его первые слова.
— Я убийца. Наемник, если угодно.
— Ох ты ж ё… бывший?
— Нет, товарищ капитан. В такой профессии бывшими не бывают.
— Слушаем. — Военный даже не изменился в лице, хотя по глазам и читались удивление и некоторая не то неприязнь, не то даже намек на уважение.
— Жизнь у меня началась обычно и неинтересно. — Шелихов прикрыл глаза и откинулся спиной на рюкзак. — Уездный городишко, даже не районный центр, а так, большая деревня с советскими недостроями и деревянными развалюхами по окраинам. Просто школа, просто институт, заброшенный по глупости да раздолбайству. В армию категорически не хотелось, родителям долгое время ничего не говорил, а к тому времени, когда повестка из военкомата пришла, мать в больницу положили с серьезным диагнозом. Бате не до меня стало, что институт провалил, и что повестки выкидывал, и от милиции прятался, как-то мимо него прошло. Потом мать умерла, а папаня одну деваху на двадцать лет моложе нашел, мы с ней, кстати, когда-то на одном курсе учились. Особо с батей мы никогда не ладили, тогда я его тем более не доставал, и постепенно мы друг на друга просто… забили, короче. Не ссорились, нет, не ругались, но общение наше сначала сошло на пару слов в день утром и вечером, потом, когда я уже отдельную хату себе нашел, раз в неделю, а потом и просто звонок на Новый год с поздравлением. Ничего не помню ни хорошего за ним, ни плохого… разные люди со своими жизнями.
