Я осторожно постучал и, услышав знакомое: «Валяй заходи», открыл двери.
Антон сидел за столом, заваленным ворохом каких-то сводок; вид у него был усталый; пожалуй, впервые за все время нашего знакомства на лице его можно было прочесть хоть какие-то эмоции.
— Поздравляю! — произнес он, когда мы, войдя в кабинет, остановились перед столом. — Ну и наделали же вы дел!
Я почувствовал себя точно нашкодивший мальчишка — такое, впрочем, не раз уже бывало. Антон умел поставить на место без лишних слов.
— Весь город переполошили, носитесь друг за другом, стреляете. Приличный человек из-за вас погиб!
— Я, что ли, к нему в двери ломился? — мрачно сказал Хенрик. По-моему, он тоже чувствовал себя не в своей тарелке.
— Это почти одно и то же, — отрезал Антон, — надо быть полным непрофессионалом, чтобы навести на него дружков вот этого интригана, — и он кивнул в сторону Карса.
«Непрофессионал» — слово, в общем, безобидное, но у Антона оно прозвучало как оскорбление. Да он и вправду считал непрофессионализм худшим пороком. Что угодно мог спустить, только не это. Я это знал, но и Хенрик, похоже, был задет до глубины души. Я с изумлением заметил, что он краснеет.
— Ладно, — примирительно сказал Антон, — хоть этим все ваши подвиги ограничились. Вы могли наделать еще больших бед. Если бы не доктор Перелли…
У меня отвисла челюсть, и я захлопнул ее только нечеловеческим волевым усилием.
— Она-то тут при чем?
Антон поглядел на меня, и в его сонных глазах мелькнула насмешка.
— А как, по-вашему, мне удалось вас вовремя выловить? Она ведь тоже работает на Особый отдел, не только вы, братья-разбойники. Только в отличие от вас у нее несколько другая специализация. Да и мозгов в голове чуть побольше.
Я по-прежнему таращился то на Антона, то на Сандру, не в состоянии вымолвить ни слова.
— Ладно, — примирительно сказал наконец Антон, — в ногах правды нет. Берите стулья, садитесь. Похоже, нам пора поговорить откровенно. Чем, по-вашему, занимается Особый отдел?
Я поглядел на него в некотором замешательстве. У него что, крыша поехала?
— Особо опасными преступниками, — сказал я терпеливо, — тугами.
— Конечно, разумеется. А поскольку они действительно опасны и поскольку справиться с ними под силу только очень тренированному человеку — заметьте, я говорю не «очень проницательному», а «очень тренированному», — то мы и держим в штате очень тренированных сотрудников.
Я поразмыслил, считать ли это комплиментом или оскорблением, и пришел к неутешительному выводу.
— Не расстраивайся, Олаф, — сказал Антон, — ты и вправду хороший работник. Но Особый отдел на то и Особый, чтобы заниматься всякими из ряда вон выходящими происшествиями. Он существует в настоящем своем виде уже больше полувека. И за все это время сюда поступают самые разнообразные сводки. Особенно участились они в последние годы. Не о тугах, нет, хотя с ними тоже далеко не все понятно — просто о разных необъяснимых событиях. Странные исчезновения, нелепые слухи, паранормальные явления, пробуждение наследственной памяти, появление каких-то оборотней… Нелепости, казалось бы, каждая в отдельности ничего не значит, но все вместе… У нас есть свои аналитики — об этом позаботилась ООН, или, вернее, то, что от нее осталось. Они пришли на основании этих материалов к выводу, что на Земле подспудно вызревают какие-то очень серьезные процессы, но источник этих перемен нам пока, увы, неизвестен. Сначала мы грешили на кадаров…
Он повернулся к Карсу.
— Не нужно, извиняюсь, быть лауреатом Нобелевской премии, чтобы догадаться, что вы появились тут неспроста. И наши ребята давно уже сложили два и два, получив это самое четыре. Непонятно было только, какая реальная роль отводится кадарам во всем этом… Вроде бы они ничего такого не делают… стараются… вообще безобидные ребята. На всякий случай удобно было держать их всех под наблюдением, сконцентрировать где-то; и их желание сотрудничать с нами, с Особым отделом, было просто подарком судьбы. Но до тех пор, пока вы, голубчики, не начали носиться друг за другом по всему городу, как дети, играющие в войну, нам не удавалось как-то выявить их деятельность. Ну, теперь-то все понятно. И то хорошо.
Он вздохнул и рассеянно переложил бумаги на столе.
— Я, в общем-то, рад, что они не оказались такими уж клиническими злодеями, как кое-кто полагал, — он кивнул в сторону Хенрика. — За все время их пребывания на Земле что мы видим? Мелкие промахи, умеренные подлости, пара-другая убийств… обычные политические интриги, далеко не межпланетного размаха. Да мы, люди, им в этом можем дать сто очков вперед. А то, что они все время пытались действовать исподтишка, обходным путем, навело меня еще на кое-какие мысли. — Он вновь обернулся к Карсу: — Не стоит за вами никакой грозной цивилизации. Я прав?
— Антон, это скорострелительный вывод, — обиженно сказал Карс.
Я машинально поправил:
— Скоропалительный.
Он с готовностью повторил:
— Скоропалительный… — И, помолчав, добавил: — Но верный.
— Ну и ладно, — примирительно сказал Антон, — так вот, если мы примем гипотезу, что эти космические болванчики тут ни при чем, естественно, возникает вопрос о реальной движущей силе всех этих событий. Я хочу, чтобы вы просмотрели сводки, которые к нам поступают, — хотя бы выборочно, — а потом поговорим. Раз уж вы попали в гущу событий, нет смысла держать вас на рутинной работе. У нас имеются группы, которые направленно занимаются сбором и анализом всей мало-мальски подозрительной информации… оперативников там, правда, нет. Но, может, как раз сейчас они и понадобятся, кто знает?
Он взглянул на часы.
— Жду вас у себя в кабинете в четырнадцать ноль- ноль. А пока вы свободны. В пределах управления, конечно. Приведите себя в порядок, отдохните… вам это не помешает. Все.
И он встал из-за стола.
Мы вышли в коридор. При дежурке была небольшая комната отдыха, где стояла пара коек, а в правом крыле здания имелись еще и камеры предварительного заключения. Честно говоря, они были ничем не хуже этой дежурки, и я направился туда. Там можно было хоть расслабиться в одиночестве, а мрачная физиономия Хенрика да и рожа моего дорогого напарника мне, честно говоря, порядком осточертели… Да и еще кое-что было, что грызло мне душу.
Так что я повернулся и уже шел по коридору, ведущему в правое крыло, когда услышал за спиной тихий оклик:
— Олаф!
Я не обернулся.
Стук каблучков, мягко отдававшийся эхом в стенах коридора, стал отчетливей, и наконец я почувствовал, как рука Сандры легла мне на локоть.
— Ты сердишься, Олаф? — мягко спросила она.
— На что? — холодно отозвался я.
— Ну… что я не сказала тебе всего.
Я пожал плечами:
— Это твоя работа.
Она вздохнула.
— Что поделаешь? Уж таковы правила Особого отдела, что сотрудники не всегда знают о существовании других подразделений. Ты же сам должен понимать, что такое служебная тайна! — жалобно добавила она. — А что мне было делать? Вдобавок я и понятия не имела, кому можно доверять, а кому — нет… — Она неуверенно улыбнулась: — Кроме тебя, конечно.
Не такой уж я полный идиот. Это она просто польстила мне, чтобы я злился поменьше.
— Так ты никакой не психолог?
Она приподняла четкие брови.
— Разумеется, психолог. И медэксперт вдобавок. И немного знакома с математикой. А как же иначе? Нас очень хорошо готовят. Ведь никогда не знаешь, что именно может пригодиться!
— Отлично! — сказал я по-прежнему холодно. — Приятно иметь дело с хорошим специалистом.
Я сбросил ее руку, все еще лежавшую на моем локте, и пошел дальше.
— Олаф! — жалобно проговорила она мне вслед. — Но я же тебя не обманывала! Просто не сказала тебе, что есть еще одно подразделение, которое занимается немножко другими вопросами. Ведь, в сущности, я работаю там же, где и ты! Что же ты на меня обижаешься?
Я замедлил шаг. Действительно, почему я на нее обижаюсь? То, что у нас все так засекречены, что и не подозревают о существовании параллельных служб, — дело-то, в сущности, обычное. Просто меня грызло неприятное ощущение, что меня держат за человека, который умеет только бегать и стрелять, если за него думает кто-то другой, вроде этих дистанционно управляемых смертников-зомби… Ну, короче, за дурака… А вдруг они правы? И я действительно больше ни на что не гожусь? Туповатый, но добросовестный Олаф Матиссен, ну что с него взять?
И я почувствовал, что лицо мое заливает жаркая волна стыда. Кажется, даже уши покраснели.
— Ладно, — пробормотал я, — что уж тут поделаешь… Как ты умудрилась связаться с Антоном? Хенрик же с тебя глаз не спускал!
— Отдала записку продавцу на бензоколонке, когда покупала кофе и сандвичи, помнишь? И попросила его связаться по такому-то номеру телефона и сказать то-то и то-то.
