шаги — человек семь, не меньше, все мужчины — молодые, ловкие и сильные. Легконогие. Наверняка хоть чем-то да вооружённые. А главное — зрячие. Она же тонула в непроглядной тьме. Тьма заполняла незнакомый ей переулок, тьма скрывала луну и звёзды, тьма теснила её грудь, поднималась к горлу удушающей горечью, сжимала её голову в тисках, вязкой жижей шла носом и текла из глаз и ушей. Как тогда, на итоговом испытании, когда её отравил Астервейг, а вокруг рычали голодные гиелаки. Только сейчас вместо зверей были люди.
— Что вам нужно?! — выкрикнула Тшера сквозь забившую горло тьму — во тьму внешнюю, и голос показался ей чужим: плаксивым, не таким хриплым, как её настоящий.
— Месть за брата, — ответил кто-то новый, опять с другой стороны.
Тшера пыталась вслушиваться в отзвуки, ловить малейшие колебания воздуха, чтобы вычислить, где стоят противники, но грохот собственного сердца заглушал всё.
«Моя паника меня и убьёт. Это ты со мной сделал, Астервейг!»
— Какого, к Неименуемому, брата?
— Помнишь Айара? — Опять новый голос. — Ты переспала с ним в Кестреле.
— Мы помним. — И ещё один голос. — Помним, как ты поманила его с вечеру, а поутру мы нашли его у реки, исхлёстанного розгами по лицу и телу так, что плоть с костей на несколько шагов в разные стороны разлетелась! Кому ещё такие изуверства чинить, как не Чёрному Вассалу? Но мы вернём тебе каждую розгу, выхлещем тебе глаза, как ты выхлестала их Айару, расхлещем рёбра и проверим, так ли черно сердце Чёрного Вассала, как черна его мантия!
— Да вы свихнулись…
Договорить она не успела. Свистнул хлыст, замотался концом вокруг Мьёра, дёрнулся в попытке вырвать клинок из руки Тшеры, но не тут-то было — она держала крепко, а хлыст разрезался о заточенный до предельной остроты Йамаран.
«Сейчас!»
Тшера ринулась туда, откуда пришёлся удар кнутом, накрест взмахнула Йамаранами. В лицо ей брызнуло тёплое, вязкое, кто-то захрипел, упал. Спину наискось ожгло хлыстом, но благодаря плотной плащ-мантии и защитному жилету — без вреда. Ещё один выпад, руки послушны согревающим ладони Ньеду и Мьёру, клинки встречаются с мягким, рассекаемым легко и певуче. Вжух — и вновь горячие солёные брызги с обеих сторон — Тшера достала двоих — тех, что стояли рядом и не успели отпрянуть, тех, чьи голоса она слышала.
«Давайте, братья! Пойте громче моего испуга!»
Ньед повёл её руку в сторону, но разрезал пустоту, а вокруг запястья Тшеры замоталась ещё одна плеть, потащила её за собой, и Тшера поддалась, обогнала движение кнута, выбрасывая перед собой Мьёр. Клинок вошёл с хрустом — задел кость; от лезвия в ладонь потекла чужая кровь, намочила рукав. Туго вышедший из чьего-то тела Мьёр отсёк кнут, тянувший Тшеру за запястье вниз; она крутанулась на каблуках и замерла, вслушиваясь.
Вокруг повисла тишина, такая же плотная, как темень, лишь сердце грохотало в голове да сипло дышали раненые, поливая кровью разбитые камни. Никто не шевелился. Но убить всех она не могла — их было больше. И тут — неуловимое движение воздуха сзади, она отпрянула, метнулась в сторону, разворачиваясь к предполагаемому противнику, и что-то твёрдое, небольшое в обхвате, с силой пробило ей плечо под ключицей, хотя метило, конечно же, в горло — в ямку меж ключиц. Рука, сжимавшая Ньед, повисла плетью, пальцы разжались, выпуская клинок, и он остался болтаться на темляке, обёрнутом вокруг запястья. Она рубанула Мьёром по удерживающей её палке — древко копья? Кол? — безрезультатно. Рядом — никого. Тшеру держали, пробитую насквозь, как кусок мяса над костром, чтобы она не могла двигаться и не дотянулась до противников.
— Хлестайте её, парни, я держу! — призвал голос в паре шагов от неё.
Оставалось одно: нанизать себя на этот дрын ещё глубже, чтобы дотянуться Йамараном до держащего.
Сбоку хлестнула первая плеть, зацепила плечо. Тшера расставила ноги шире — чтобы не так-то просто было обвить их кнутом и повалить её; схватила ртом побольше воздуха и рванулась вперёд. Она не знала, кричала ли, но боль в пробитом плече орала оглушительно — так, что на миг перекрыла весь оставшийся мир. Она не успела махнуть Йамараном, да и сдвинулась, скорее всего, слишком мало — ещё не достанет, но воткнутый в неё дрын вдруг отпустили. Тшера пошатнулась, едва устояв на ногах, дрын накренился вперёд под собственным весом, разворотил рану, едва не сломал ключицу и упёрся другим концом в землю. Темнота перед глазами полыхнула белым огнём.
— Мне ни к чему вас убивать. — Знакомый голос — негромкий и очень спокойный, и совсем близко. — Уходите подобру.
— Не лезь не в свой замес, парень! Сам уходи подобру, а не то…
Вжух, хлясь, чавк. Хрип, брань. Фьють, бз-з-здинь, хлюп. Толчками выплёскивающаяся кровь из уже мёртвого тела.
— Уходите подобру. — Голос всё так же спокоен.
Отборная, похабнейшая брань и топот спасающихся бегством. И всё стихло. Только хрипло присвистывало какой-то лишней дыркой в теле дыхание Тшеры, обвисшей на воткнувшемся в землю дрыне, здоровой рукой ухватившейся за него возле самой раны.
— Я сейчас вытащу его, — прозвучало у её уха, — от боли ты потеряешь сознание. Мне нужно знать, куда я могу тебя отнести.
Тшера молчала. И хрипела. Тац-тац-тац — капала на камни кровь из пробитого плеча.
— Ты говорила, что платила за комнату. Где?
Тац-тац-тац…
— Я могу тебе помочь, но не здесь, на окровавленных камнях перед входом в грязный кабак.
— «Зелёный дол», — облизнув пересохшие губы, выдавила она. — Спроси Биария.
Незнакомец, наверное, кивнул — она почувствовала, как колыхнулся воздух от его волос.
«Такой гриве любая девка позавидует…»
В следующий миг сполох ослепительной боли сжёг всю черноту этого мира и сам мир вместе с ней.
11. Отблески крови в холодной воде
Год государственного переворота в Гриалии
После тяжкой горячечной темноты, после боли, глодающей тело от головы до пят, после не позволяющей шевельнуться слабости и череды неясных вспышек — обрывков фраз и видений в голове, мир показался Верду удивительно просторным и прозрачным, словно свежий воздух в пустой, чисто выметенной комнате. Он не открывал глаз, но слышал, как скрипят колёса покачивающейся под ним повозки, чувствовал, как солнечные блики пляшут на его веках. Боль наконец-то ослабила хватку и вытащила из его тела свои когти, оставив о себе лишь ноющее воспоминание. Верд очнулся несколько мгновений назад и был почти счастлив, пока не вспомнил о произошедшем и не сообразил, что в повозке с крытым верхом уже которые сутки его могли везти только харраты.
— Мадрахирсэ, шурвитхар? — спросил уже знакомый мягкий голос, и сухонькая рука с длинными тонкими пальцами
