Но Купченко уже держал ответ за совершенные им проступки перед более строгим судьей, и упреки живых больше его не задевали.
— Уходить надо, командир… — притронулся к плечу Корнеева Пивоваренко. — Ловушка это. Сейчас сюда фрицы со всей округи сбегутся.
— Вряд ли.
— Да точно тебе говорю. Иначе зачем бы они с объекта охрану снимали? Специально внутрь заманивают, чтоб всех вместе прихлопнуть.
— Прощай, Василий… — Корнеев закрыл веки погибшему товарищу и выпрямился. — Не горячись, капитан. Я понимаю, ты к другой боевой обстановке привык.
— Это ты к чему клонишь, майор? — насупился Пивоваренко.
— К тому, что когда с тобой ведет свою игру вражеская контрразведка, многое становится совсем не тем, чем кажется на первый взгляд. Вспомни: зачем немцы всю эту бодягу затеяли? Чтобы нам что-то важное показать! И не просто показать, а так — чтоб диверсанты обязательно, обо всем увиденном доложили командованию. Ну и что мы здесь обнаружили? Пустую водонапорную башню?
Корнеев развел руками.
— Нет, Олег, поверь моему чутью и опыту: пока фрицы нас не ткнут носом в нужный им объект, никакой стрельбы не будет. Смерть Василия — глупая, прости, товарищ, случайность. По логике контрразведки фрицев, русские диверсанты должны были без каких-либо усилий снять эту, с позволения сказать, охрану, состоящую из школьника и пенсионера, и продвигаться дальше. Кто же мог знать, что у советского офицера не поднимется рука на сопливого пацаненка, а тот — в свою очередь — настолько запуган антибольшевистской пропагандой, что решил стоять насмерть. Так что зови наших, капитан. С Василием по-людски простимся. Осмотримся, подумаем.
— Есть, командир! — Пивоваренко развернулся к лестнице.
— И это, — произнес ему в спину Корнеев. — Спасибо тебе, парашютист. Я ведь тоже… заболтался. Вполне мог на пулю нарваться.
— Проехали, командир, — посветлел лицом Пивоваренко. — Это вряд ли… Старик за автомат просто так ухватился, а стрелять в эсэсовского офицера все равно б не осмелился. Он ведь его даже с предохранителя не снял.
* * *
Старшина Телегин остановился первым, подавая знак остальным.
— Группа, стой!.. — приказал Малышев, переходя на шаг. — Привал десять минут…
Чутью опытного таежного охотника капитан доверял безоговорочно, так как хорошо помнил его цену, проиграв однажды старшине на спор, с подначки Корнеева, свой недельный офицерский доппаек. Трижды, в плане тренировок, Телегин бегал с группой диверсантов на различные расстояния, от полутора до семи километров, и ошибался при этом максимум на десяток шагов. Проверяли дотошно… С рулеткой в руках. Зазря отдавать шоколад и печенье, которые он относил беременной жене, капитану не хотелось.
Вспомнив о покойнице, Андрей потемнел лицом и непроизвольно скрипнул зубами…
Потом бойцы шутили: мол, когда петух будильник склевывал, Кузьмич — спидометром закусывал. А старшина, оглаживая усы, степенно объяснял, что ничего особенного в этом нет. Потому как человека, не умеющего чувствовать расстояние и направление, хозяйка уссурийской тайги забирает к себе навсегда. Особенно — охотника-промысловика.
— Командир, разреши пройти вперед, — обратился к Малышеву ефрейтор Семеняк. — А то ведь не поспеем к монастырю раньше Коли.
— Действуй, Игорь Степаныч, — согласился капитан. — Только назад с докладом не спеши. Дождись нас на месте. Сам тоже передохни чуток… Если все спокойно, мы минут через пятнадцать подтянемся, — и объяснил свое распоряжение более конкретно: — Следующий, интересующий нас объект находится примерно в двенадцати километрах отсюда. Хотелось бы к вечеру уже там быть. Значит, придется еще побегать.
— Не волнуйся, командир, — понимающе кивнул Семеняк. — На марше не отстану. С моим Колей не больно зажиреешь… Всяко доводилось, — и, не удержавшись, озабоченно вздохнул. — Как ему там сейчас, Андрюха?.. В самой пасти-то?..
— Выскользнет, — ободряюще похлопал ефрейтора по плечу Малышев. — А то ты, Игорь Степаныч, Николая не знаешь?.. Это ж Корнеев… Да и мы не лыком шиты, подсобим, как сумеем. Короче, держи хвост пистолетом. Не пропадет твой одессит, продефилирует еще по Привозу.
Чем дальше группа углублялась в лес, тем больше стиралась его парковая ухоженность, и возвращала свои права природа. Теперь разведчикам не было нужды жаться к стволам, — густой подлесок надежно скрывал их от чужого взгляда. Зато передвигаться стало гораздо тяжелее. Кусты цеплялись за рукава и полы одежды, а прячущиеся в высокой траве хваткие сяжки ежевики становились истинным наказанием. И чтоб не выпутываться из их цепкого плена, оставляя на крючках клочки ткани, приходилось высматривать побеги вредного растения, так же внимательно, как гранатные растяжки. А в таких условиях много не набегаешь.
Труднее всего приходилось единственному в группе летчику и городскому парню Сергею Колесникову. Просто хорошей физической подготовки для лесной чащи оказалось явно недостаточно. Тут была нужна особая сноровка. И непривычному к подобным марш-броскам пилоту приходилось тратить огромные усилия там, где те же Кузьмич или Семеняк проходили не только не вспотев, но даже не зашелестев ветками. Соотнеся расходуемую летчиком энергию с тем расстоянием, которое группе еще предстояло пройти, Малышев решительно отобрал у него рацию.
— Не тушуйся, Серега, — приободрил он пилота. — В небе всем нам, думаю, пришлось бы гораздо сложнее, чем тебе на земле. Верно, Кузьмич?
— А то… — глубокомысленно поддержал командира старшина. — В мире все разделено по справедливости. Одному ноги дадены, другому — крылья.
— «Рожденный ползать — летать не может…» — с улыбкой процитировала любимого поэта Оля Гордеева, завершая непредвиденный диспут. — У нас, правда, все с точностью до наоборот, но…
— Ладно, насмехайтесь над городским парнем… — незлобиво проворчал тот. — Эх, мне б только до штурвала добраться. Хоть какого самолета, хоть самого завалящего, даже «уточки». Я бы вам показал, на что способен капитан Колесников. Рожденный ползать…
— Вот и береги силы, пилот… — вполне серьезно произнес Малышев. — Можешь считать это прямым приказом. Я не первый день Корнеева знаю. И уж коль майор взял с собой в рейд летчика и приказал искать в лесу полевой аэродром — даже не сомневайся: полетать тебе еще придется. Степаныч подтвердит… Верно? — спросил капитан ефрейтора Семеняка, как раз вынырнувшего им навстречу из густых зарослей молодого ельника.
— Абсолютная и истинная правда, — охотно подтвердил тот. — А вот на ту поляну ходить бессмысленно. Вырубка там, — лаконично доложил Семеняк. — Я хоть и не летчик, но уверяю вас, можно не смотреть. Сплошные пеньки. Как надолбы… Танком не проехать, а не то что самолетом рулить.
