— Батальонный сержант, а вы что скажете?
Малинин почесал подбородок.
— Можно начать с того, что дать бывшему ефрейтору умывальную комнату правого борта. Месяцев на пять-шесть.
— Согласен с вами, батальонный сержант. Расстрел — это слишком мягкое наказание для вас, Пригал. Вы еще должны заработать право быть расстрелянным. Понимаете, что я говорю, Пригал?
— Да, сэр. Благодарю вас, сэр.
— Вот и отлично. Встаньте по стойке «смирно», ефрейтор Пригал. Мы поговорим с вами через неделю, рядовой Пригал.
Заботливо поддерживаемый под руки конвоем, Пригал направился драить умывальную комнату правого борта. Он будет наводить там блеск, сантиметр за сантиметром. Два других члена экипажа его бронемашины, которые присоединятся к нему в этой малоприятной работе, поблагодарят его по-своему.
Привели еще пятерых нарушителей дисциплины, после чего команда прочно задраила люк.
— Какие-нибудь трудности с остальными были? — мирно осведомился Верещагин у Санмартина.
— Нет, никаких. Четверка моих парней ждала на взлетно-посадочной, и ребята Детлефа примчались на «велосипеде». Мы как раз задраивали люки.
Верещагин кивнул и стал ждать. Несколько человек из команды капитана коллективно опоздали. Наверняка какая-нибудь история.
— Заведение Пурнамо аккуратненько подожгли. Одни головешки остались, — не дожидаясь вопросов, сообщил Санмартин.
Верещагин улыбнулся.
Заслуженная репутация полковника как человека честного и любящего порядок затронула деловые интересы командующего городским гарнизоном. Батальон не скоро забудет майора Пурнамо, но последний тоже долго будет их поминать недобрыми словами.
— Адмирал Накамура, несомненно, рассердится, но это не столь уж важно. Что еще интересного?
— Хозяйка борделя хотела выставить имущественные претензии к Пригалу в качестве гарантии за оплату счета.
— Ну, и вы разубедили ее? — спросил Верещагин с улыбкой; на щеках возникли еле заметные ямочки.
— Я сказал, что такие расходы утверждаются вами лично, и предложил повалить тут же несколько стен, чтобы проверить, не укрывает ли она у себя еще двух-трех дезертиров из нашего батальона.
— Что ж, оригинальное, смелое и простое решение. Я ценю вас за это… — Верещагин вовремя остановился: несмотря на опыт, Рауль Санмартин был далеко не идеальным офицером. — Рауль, взыскание имеет двойной смысл. Оно должно показать виновному, что он опозорил себя своими действиями, и убедить, что, только отбыв соответствующее проступку наказание, может восстановить свое имя в собственных глазах. А ты перегибаешь палку. Мы расстреливаем только тех, кого не можем исправить. — Верещагин показал, что разговор окончен.
Санмартин немного подождал, а затем направился в свою роту.
Сорок шесть часов спустя он лежал, совершенно измотанный, пытаясь приспособиться к отведенному ему месту, полметра в ширину и высоту. В конце висел его рюкзак с личными вещами.
Сержант Руди Шеель выбрал себе место под вентиляционной решеткой, где не так чувствовался запах, который вскоре воцарился на транспорте. Шеель старался относиться к своему командиру как к любимому младшему брату — умнице, но непрактичному, несобранному человеку.
Едва различимые звуки дыхания заместителя Санмартина, Ханса Кольдеве, спавшего на койке ниже, смешивались с никогда не прекращавшимся тихим воем ядерной установки корабля. Стоило Хансу закрыть глаза, и он становился похож на херувима, и в этот момент его лицо могло обмануть кого угодно, хоть святого.
На Ашкрофте некоторые двинулись умом, другие потеряли интерес к жизни. У лейтенанта Кольдеве прорезалось чувство юмора, что было еще хуже.
Но именно Ханс отрезал локон у убитого Вильо Изотало перед кремацией.
Капрал Вильо Изотало — последний, кто погиб в 3-й роте. Его застрелили на улице города, который он помогал когда-то освобождать и куда вернулся, увы, ненадолго. Когда к месту убийства прибыла команда быстрого реагирования, он лежал на асфальте; невидящие глаза смотрели на небо, где его возвращения ждал корабль. Горожане проходили мимо, делая вид, что ничего не замечают.
К несчастью для случайных прохожих, адмирал Накамура набрал команду быстрого реагирования из новичков, только что прибывших сотрудников имперской службы безопасности. Обычные пехотинцы в таких случаях вели себя жестоко, а эти и подавно. Высадившись, команда схватила два десятка хорошо одетых мужчин из первых попавшихся и расстреляла их; первым оказался человек, неосмотрительно пнувший труп Изотало ногой.
Час спустя обнародовали имена еще ста восьмидесяти горожан, взятых в качестве заложников. Через три часа перед штаб-квартирой адмирала Накамуры появился труп, завернутый в отороченное мехом пальто. Он был застрелен в упор из волнового оружия. Этот человек умер не сразу, он успел во всем признаться, а обследование тщательно привязанного к шее орудия преступления подтвердило его вину.
Заложники были отпущены. Адмирал Накамура лично поблагодарил каждого за оказанную помощь и извинился за причиненные неудобства.
На следующий день 3-я рота начала приготовлений к отлету. После их отбытия просьбу оппозиции о создании местной полиции отклонили, а функции наведения порядка возложили на имперскую службу безопасности. Батальон же отбыл на планету, жители которой назвали ее Зейд-Африка.
— Ну, Ханс, новая планета — новая война — тихо сказал тогда Санмартин, почти про себя.
Клод Девуку потряс головой, стараясь точнее сформулировать ответ. Сидящий напротив Верещагин мрачно смотрел на врача.
— Полет плохо подготовлен, полковник. Восемь месяцев в космосе — очень длительный срок. Аппаратура для анабиоза рассчитана на меньший период. Кроме того, климат на Ашкрофте был очень, очень неблагоприятен. Большинство людей сильно похудели.
— Что еще, Клод?
— Непонятно, как нам поддерживать тонус солдат. Батальонный сержант сказал мне, что всю первую половину полета часть спортзала будет занята под склад. Командир корабля утверждает, что вращение дает лишь семьдесят семь процентов земной гравитации. Неизбежно последует уменьшение содержания кальция. К какому решению вы пришли?
Верещагин повернул голову к своему батальонному сержанту.
— Ну, Юрий?
— Да, сэр. Первая и вторая роты дежурят с 12.00 до 24.00, как и приданные им инженерно-саперный, разведывательный и авиационный взводы. Третья и четвертая роты, вместе с квартирмейстерами, — с 24.00 до 12.00, — доложил батальонный сержант, говоря о расписании нарядов по службе. Он пожаловался на скученность — по два солдата на койку — и плохое снабжение. — Чтобы решить проблему мест, первую и третью роты отправим в «холодильные камеры», всех до одного, — продолжал батальонный сержант. — Четырнадцатый и пятнадцатый взводы из четвертой роты тоже отправятся туда же. Остальные будут нести службу.
