— Слово? — тот усмехнулся. — Ну что вы, Павел Николаевич! Даже если бы вы честно намеревались его сдержать… в распоряжении человечества имеются вполне эффективные методы, чтобы заставить вас изменить намерение. Нет-нет… с условием, что вы все забудете, Павел Николаевич.
— А вот как раз это, — возразил Павел, — не так-то просто.
— Да нет, напротив, не так-то сложно. Вы просто добровольно согласитесь подвергнуться определенной обработке. Совершенно безвредной, уверяю вас. Можно, разумеется, приступить к ней и без вашего согласия, — ответил он на невысказанный вопрос Павла, — но тогда возникают определенные сложности. Сопротивление материала, понимаете ли.
Павел осторожно провел рукой по столешнице, остановившись рядом с пустой бутылкой.
— Я слышал про такие штуки, — сказал он, — промывка мозгов, все такое… но я не очень-то верю в их эффективность. А потом — зачем?
— Ну, насчет эффективности вы не сомневайтесь, — успокоил его неизвестный посетитель, — а причина… я же говорю: вы сейчас нам нужнее живым, чем мертвым, Павел Николаевич.
— Почему бы вам не удовлетворить мое любопытство, — насмешливо спросил Павел, — ведь я потом все равно все забуду. Поведайте мне: из-за чего весь этот шухер, сделайте милость. Неужто из-за какого-то допотопного генетического проекта?
— Пожалуй, я не стану рисковать, — возразил незнакомец, внимательно на него глядя, — разумеется, вы все забудете. Но человеческая память, знаете ли, странная штука. Вам могут начать сниться сны. Вы, возможно, даже не сумеете вспомнить их наутро… но через какое-то время кошмар повторится. Живи вы, скажем, в Америке, ваш личный психоаналитик назвал бы это вытеснением… возможно, каких-то ваших детских воспоминаний. Вы бы успокоились, нашли бы правдоподобное объяснение своим кошмарам и больше не забивали бы себе голову всякой чушью. А так… вы в одиночку будете блуждать по подземельям своей памяти. А это, знаете ли, пренеприятнейшая штуковина, как говорил один ваш деятель.
— Мне не нравится, как вы разговариваете, — медленно сказал Павел. — Тут что-то не так.
— Господь с вами, Павел Николаевич! «Что-то»? Да тут все не так! Вы же попали в из ряда вон выходящую ситуацию. Чего же вы хотите?
Он бесшумно, одним движением, встал с кресла.
— Будьте благоразумны. Сейчас вы скажете «да», я вас усыплю… а когда проснетесь, окажетесь дома, в своей уютной квартирке… бардак там у вас, должен я заметить… и ничего не будете помнить, кроме того, что какой-то пьяный мудак полез с вами в драку и сломал пару ребер. И никто вас больше никогда не побеспокоит. Это я вам обещаю.
— А Борис? — медленно спросил Павел. — А Лиза?
— А кто это такие? — усмехнулся посетитель.
Павел молчал.
— Вот видите… — сказал тот. — Сейчас вы не хотите говорить. А потом и не вспомните. Эти имена не будут у вас связываться ни с какими определенными людьми. А встреть вы их на улице, вы даже не узнаете их.
— Как бы мне не остаться идиотом, — медленно сказал Павел. — После такой-то обработки…
— Ни в коем случае. Таких людей больше, чем вы думаете. И они… э… вполне адекватны.
Павел помолчал.
— Похоже, вы не оставили мне выбора, — наконец сказал он. — Ладно. Валяйте.
Незнакомец покосился на него, казалось, с некоторым удивлением, но затем быстрым движением извлек что-то из кармана и шагнул к нему.
«Укол?» — подумал Павел. То, что незнакомец держал в руке, вовсе не походило на шприц. Нечто темное, уплощенное, напоминающее скорее присоску.
Почему-то именно это и решило дело.
Рука Павла метнулась к стоящей на столе бутылке. Он схватил ее за горлышко и шарахнул об угол стола. Держа перед собой образовавшуюся «розочку», он замер, отбросив ногой стул и настороженно следя за незнакомцем.
Тот остановился.
— Ну что вы, — сказал он укоризненно, — как маленький, право. А я-то гадал, что это вы так легко уступили…
— Что у вас в руке? — спросил Павел.
— Ах, это… впрыскиватель. Не иглой же вас в вену тыкать.
— Я не видел ничего подобного.
Тот вздохнул.
— Вы мне надоели, Павел Николаевич. Чем сильнее человек сопротивляется обработке, тем больше шансов, что он получит глубинную психологическую травму. Я же для вас старался. Ну, ладно…
Посетитель молниеносно скользнул вбок, и Павел с ужасом понял, что не в состоянии уследить за его перемещением. Он поддел ногой валяющийся на полу стул и швырнул его в сторону незнакомца. Потом отскочил к окну.
Незнакомец уже был там. Твердая рука легла Павлу на плечо, развернула…
… и выпустила.
Он никак не мог сообразить, что стряслось, — разве что…
Свет фар, полоснувший по стене, такой привычный в городе…
…и такой редкий здесь, на опустевших, заколоченных после зимы дачах.
Он не стал раздумывать — подхватив все тот же многострадальный стул, ударил в окно. Со звоном посыпались осколки. Он прыгнул, спиной вперед, с хрустом выламывая остатки стекла, холодно блестевшие в лучах фар притормозившей у калитки машины.
Уже падая, он полоснул взглядом по комнате — она была пуста…
… точно никого и не было.
Павел ринулся по дорожке; голые кусты осыпали его дождем мелких брызг; перемахнул через калитку и рванул на себя дверцу машины, даже не потрудившись выяснить, кто сидит в салоне.
— Не слабо, — удивленно сказал Борис, — ты что, телепат?
— Поехали! — прохрипел Павел, откидываясь на спинку сиденья.
Борис покосился на него.
— Послушай, ты всегда носишься с такой скоростью?
— Нет, — устало ответил Павел, — только когда за мной гонятся.
— Вот оно как. — Борис нерешительно положил ладонь на ручку дверцы.
— И не думай, — твердо сказал Павел. — Поехали.
— Да кто там?
— Дубликат покойного Панина.
— Вот оно как, — повторил Борис. Машина рванулась с места и покатила прочь от дачи, подпрыгивая на ухабах.
— Скорее нельзя? — тревожно спросил Павел.
— Да я и так выжимаю из старушки все, на что она способна.
Заднее стекло осветилось.
— Борис! — тревожно сказал Павел.
— Вижу.
Машина неожиданно свернула и покатила по узкой дорожке. Ветви царапали боковые стекла.
— Куда это мы?
— К переезду. Кратчайший путь. Может, проскочим. Тут электричка в десять тридцать проходит. Так кто за нами гоняется?
Павел непроизвольно вздрогнул.
— Ты бы его видел!
— Что, такой уж страшный?
— Напротив… — ответил Павел. — Обходителен до отвращения.
Машину вновь тряхнуло. Неожиданно перед ветровым стеклом выросла насыпь, свет фар выхватил из тьмы медленно опускающийся шлагбаум.
— Вот сука! — пальцы Бориса, сжимающие руль, побелели. — Еле ползет!
— Не успеем!
— Не боись, успеем.
Легковушка нырнула под шлагбаум, подпрыгнула на рельсах и скатилась с насыпи под самым носом тревожно гудящей электрички.
Еще пять минут, и они влились в скудную струйку машин на шоссе.
— Может, и оторвались, — неуверенно сказал Борис.
Павел перевел дыхание. Лишь тут он почувствовал, что чертовы ребра вновь заныли, а свежий порез на щеке саднит.
— Зачем ты все время приводишь себя в такой вид? — поинтересовался Борис. — Нарочно?
— Иди к черту, — устало сказал Павел. И, оглянувшись, спросил: — Куда мы едем?
— Уж не в Москву, во всяком случае. Мы с тобой по поручению одной солидной газеты за сенсацией гоняемся. Журналистское расследование. На Севере бывал?
Павел покачал головой.
— Дальше Петрозаводска не заезжал.
— Ну, вот и покатаемся. Не знаю, кто тебя так активно преследует, но из Москвы лучше на время убраться. Не уверен, правда, что это что-то даст, — все равно рано или поздно придется возвращаться, но, по крайней мере, время выиграем… Так почему ты решил, что он похож на нашего покойника?
— Ты бы видел, как он двигался! Это не человек. Я не мог за ним уследить.
— Тренировка…
Павел покачал головой.
— Нет. Это что-то другое. Не могу объяснить. Нечто, присущее ему изначально. — Он помолчал. — Вот если бы вскрыть его да покопаться как следует, — добавил он мечтательно.
Борис хмыкнул.
— Разделяю твой профессиональный интерес. Ладно, расслабься. Я, собственно, за тем и приехал, чтобы забрать тебя отсюда от греха подальше.
— Зачем это тебе? — спросил Павел.
— Сам не знаю. Достало все это меня. Противно.
— Я там окно выбил, — признался Павел.
— Тем более сматываться надо, — печально заключил Борис, — не эти, так приятель мой меня прикончит.
На Среднерусскую равнину опускалась ночь. Шоссе погрузилось во мрак — оно казалось черной рекой, по которой в обе стороны плыли диковинные рыбы со светящимися глазами. Одна из этих рыбешек — маленькая, совсем неприметная, — выбралась на развязку, развернулась и, рассекая тьму, двинулась на север.
