Видно, ловушки были каким-то образом связаны в сеть – одновременно сработало еще несколько таких же, и нам пришлось броситься на землю, пока шипы свистели над головой. Даже я поступил так же, хотя в доспехе бояться было нечего.
– Криас, – приказал Барнасу, когда ловушки затихли, а врач принялся за быстрое лечение, – передай в лагерь, что у нас потери и нужна помощь. Никому ничего не трогать, тут до демона ловушек.
Я кивнул и принялся шептать ветру; чозей продолжал отдавать приказы:
– Морохао, Сэйно, остаетесь со Сталом, передаете его тело подкреплениям, как прибудут. Остальные – за мной, по словам разведчиков, зверолюды рыскают где-то рядом с местной деревней. Мано… эй, где Мано?
Мы огляделись; но крепкого улыбчивого карала не было нигде.
– Да только что же тут был! – недоуменно воскликнул Дженнар. – Вот за ту хижину зашел, как раз перед тем, как вся кутерьма началась.
– Может, шарахнулся в сторону, куда-то соскользнул? – предположила Лерна.
– Не верю, – буркнул Конг, теряя обычное добродушие. – Мано же из наших, он карала. Он не отобьется от группы.
Он оказался прав, хотя это стало ясно лишь когда мы осторожно обыскали покинутый лагерь, никого не обнаружили и двинулись дальше.
Мы нашли Мано, пройдя всего лишь пару миль. Он действительно не отбился; но даже привычные к джунглям карала не защищены от внезапного нападения и похищения.
Наш товарищ был прибит к дереву крепкими и длинными деревянными шипами, пробившими запястья и горло. Его одежда исчезла, ступни ног были отрезаны, и культи еще сочились кровью; тело распарывали раны, складывающиеся в знаки лесной речи.
Мы ничем уже не могли помочь; он умер задолго до нашего прихода.
Лерна и Конг бережно сняли Мано с дерева, опустили на траву, кто-то протянул запасной плащ.
– Форкро, останешься с ним, – хмуро распорядился Барнасу; светловолосый солдат кивнул. – Встретишь чешую Элеса, они помогут.
– А мы? – удивился я.
Барнасу поглядел в сторону реки.
– А мы двинемся дальше к деревне, – сообщил он. – Эти ублюдки не могли уйти далеко.
Я лишь кивнул, ощущая, как сердце начинает пылать. Такое убийство было мерзким на редкость – убийство напоказ, с глумлением над телом. Такого я прощать не собирался.
По лицу солдат и Барнасу я видел, что они думают так же.
Деревня была небольшой; наверное, она сотни лет такой была, не разрастаясь и не уменьшаясь. Знай ее обитатели, что мы идем – наверное, они бы бежали.
Но они не знали, и наша чешуя застала их врасплох; каждый из солдат был взбешен, и мы молча ворвались в деревню, держа оружие наготове. Барнасу шел впереди, положив копье на плечо, и сам он казался наконечником копья, острием нашего гнева.
Жители в страхе уступали нам дорогу, но солдаты, повинуясь жесту чозея, сгоняли их к центру деревни. Здесь жили типичные восточники – смуглокожие, с рыжими или коричневыми волосами, высокие ростом; но сейчас они нам казались пигмеями.
Ведь у нас в руках было оружие, а в душе разгорался гнев.
Свиньи с визгом кинулись прочь, и Дженнар ловким ударом зарубил одну из них, весело усмехнувшись:
– Ну вот, ужин хороший будет!
Мы двинулись по хижинам; каждый солдат знал, что восточники нередко роют потайные норы, где и укрываются. И в самом деле – краем глаза я видел, как бойцы вытаскивают людей из вроде бы пустых домов.
В одну из таких хижин ворвались и мы с Бенном и Реасом. Я заметил странное движение под кроватью; оттолкнув к стене перепуганную старуху-хозяйку, я одним взмахом дайклейва рассек кровать. Открылась нора, из которой я легко выдернул молодого парня.
Он улыбался, и это меня взбесило. Как… как он смеет?
– Как ты смеешь? – вскричал я в такт мыслям, отталкивая парня к стене. – Улыбаешься, да? Когда мы гибнем в ловушках и засадах – улыбаешься?!
Я в гневе вскинул дайклейв, но клинок остановился в воздухе, лишь распоров соломенную крышу; парень продолжал улыбаться, и только сейчас я осознал, что в его глазах нет разума.
Просто помешанный, который будет растягивать губы в улыбке, даже если меч войдет ему в сердце.
Я опустил дайклейв; моя ярость начала увядать, но прежде чем я решил, что делать, вперед протолкнулся Бенн.
– Не дело это, гунхэй, – весело пояснил он. – Зачем клинок марать? Смотрите, как надо.
И он впечатал навершие рукояти меча в живот парня.
Тот охнул, сгибаясь пополам; Бенн двинул его по голове, сбивая с ног, ударил снова и снова. Старуха в ужасе вскрикнула, бросилась вперед – но солдат отшвырнул ее свободной рукой, продолжая молотить помешанного рукоятью.
– Бенн! – опомнился я, дернувшись вперед и хватая его за плечо. – Прекратить!
– Гунхэй… – разочарованно протянул солдат, оборачиваясь ко мне. Его светлую кожу не тронуло даже солнце Востока, и брызнувшие на нее алые капли ярко выделялись, казались татуировкой. – Они тут же все с врагом знаются! Может, эта старуха Мано к дереву и прибивала!
– Бенн, прекрати, – вмешался и Реас, тоже растерявший гнев. – Чозей сказал – всех в центр, даже таких придурков.
– Верно, – подтвердил я. – Тащите обоих.
Бенн с недовольным ворчанием вздернул с пола парня с залитым кровью лицом; Реас вытолкнул наружу старуху. Я последовал за солдатами, не в силах отделаться от мысли, что улыбка моего солдата сверкала клыками зверолюда.
Всех остальных уже согнали к середине деревни; жители испуганно озирались, и я не знал, что пугает их больше – оружие солдат, моя маска или суровое лицо чозея.
Лерна вытолкнула вперед старика, не удержавшегося на ногах и рухнувшего перед Барнасу на колени.
– Местный старейшина, – пояснила она.
– А вот еще, чозей, – Форкро бросил перед Огненным с полдюжины копий. – В одной хижине нашел. Хорошо сделаны, как-то даже странно для такой дыры.
– Откуда оружие? – рыкнул Барнасу, глядя на старейшину. Тот безмолвно глядел в ответ – чозей по-прежнему говорил на речном языке, наречии Лукши.
Осознав ошибку, Огненный раздраженно покачал головой.
– Мать демонская, забыл знание обновить… Лерна, переводи.
Я тут помочь не мог. Мои знания были еще далеки от совершенства, да и в местных диалектах разбирался я хуже. Но Лерна впитала, казалось, их все.
– Говорит, что это свои, для охоты, – отозвалась она, переведя вопрос и выслушав ответ. – Здесь, в деревне и древки делали, и ковали.
– Врет! – выкрикнул Дженнар, подавшись вперед.
Барнасу отмахнулся; похоже, сейчас он жалел, что не научился чувствовать ложь. Я ему помочь не мог, сам никогда этим искусством не овладел.
Сейчас мой гнев уже угас полностью – я смотрел на лица восточников и видел на них лишь страх. Казалось, броня действительно отделила меня от мира; происходящее вокруг виделось отстраненно, словно поднявшись со страниц книг.
– Где зверолюды? Они бродят в окрестностях, вы должны были видеть, – продолжил допрос чозей.
Старик испуганно замахал руками, сбивчиво оправдываясь.
– Говорит, что последний раз видели их издали и месяца два назад, – доложила Лерна. – Они их сами ненавидят.
– Снова вранье! – Барнасу стукнул тупым концом копья о землю, отходя на несколько шагов, и вновь в ярости поворачиваясь. – Передай ему, что если он не развяжет язык…
Прежде чем чозей успел закончить, к старику бросилась пожилая женщина; схватив его за плечо, она разразилась гневной речью, то и дело всплескивая руками.
– Чего ей надо? – с раздраженным удивлением осведомился Барнасу.
– Это его жена, – прислушавшись, ответила Лерна. – Наши парни прибили их свиней, она и жалуется.
– Пусть заткнется, – рыкнул чозей.
Этот ответ лишь распалил возмущение женщины.
– Говорит, им будет нечего есть потом, – пояснила Лерна. – Утверждает, что они со зверолюдьми не в союзе, что мы просто лишили семью пищи.
Женщина продолжала причитать; Барнасу поглядел на нее. Дернул щекой, мрачнея еще больше. Слегка поднял копье; отточенный наконечник разрезал воздух, поворачиваясь в сторону цели.
