– Наёмник? – оценил я нешуточный прикид сидящего в не менее дорогой резиновой лодке загорелого мужика с короткой стрижкой.
– Нет. Папа был кадровым военным.
– Каким?
– Профессиональным.
– Ну, я ж и говорю – наёмник.
– Нет. – Сэм рассмеялась и нежно провела мне по плечу ладошкой. – Он служил в «Морских котиках».
– Нда… Слыхал я об отрядах и с более удачными названиями.
– СИАЛ – по первым буквам от «море», «воздух» и «земля». А вместе это слово «тюлень» или «морской котик». Спецподразделение ВМС США.
– США? – переспросил я, не сумев помешать собственному лицу сложиться в красноречивое выражение «А баба-то на всю башку ёбнутая».
– Да, понимаю, – ухмыльнулась Сэм, заставив меня переживать: «Уж не взболтнул ли я чего вслух?» – Звучит инкредибл, но это правда. Их группу забросили в Карпинск перед самой войной. Задание было – найти и обезвредить «Мёртвую руку». Так американцы называли «Периметр» – автоматическую систему нанесения ответного ядерного удара. Моему отцу тогда было двадцать пять – самый молодой в группе. Он считал участие в этой операции огромной честью. Так же, как все они.
– Но у них не вышло… – прошептал я, сглотнув вязкую, подсохшую в разинутом рту слюну.
– Не вышло, – кивнула Саманта. – И весь мир полетел к чёрту. Когда для выполнения поставленной задачи стало уже поздно, группа оставила почти полностью эвакуированный к тому времени Карпинск и перебралась в Соликамск. Двух десятков «морских котиков» хватило, чтобы сменить власть в стотысячном городе. Как рассказывал отец, они захватили здание городской управы, укрепили его, организовали огневые точки и созвали народ на площадь, чтобы сделать заявление. Связь тогда уже не работала. Ни радио, ни телевидения, ничего. Все только гадали, что же происходит. А тут двадцать американских спецназовцев в центре Соликамска! Представляешь? И капитан Метьюс объявляет о разгроме российской армии, о полной капитуляции, о переходе города под его управление. Настоящая американская оккупация! Никто и подумать не мог, что этим ребятам просто некуда возвращаться, что это – акт отчаяния. И выгорело! Им поверили. Пусть ненадолго, но этого хватило, чтобы собрать вокруг себя достаточно сил и не отдать власть, когда всё прояснилось.
– Смелость города берёт, – припомнил я слышанную однажды поговорку.
– Отец говорил: «Иные слывут храбрецами, потому что побоялись убежать». А ещё он говорил, что единственный лёгкий день был вчера. – Сэм грустно улыбнулась и тронула фотографию, будто человек на ней мог это почувствовать.
– Так ты получила город в наследство?
– Типа того.
– И давно?
– Семь лет.
– Ты молодо выглядишь для такого почтенного родителя, – блеснул я обходительностью.
– Поздний ребёнок, – пояснила она. – Родилась, когда папе было уже пятьдесят два.
– А мать?
– Мать… Карпинка. Из эвакуированных. Ей было девятнадцать. И… Не люблю о ней говорить.
Когда Саманта начинала волноваться, все эти сраные английские словечки сразу исчезали из её речи. Но стоило разговору войти в обычное русло, всё начиналось сначала.
– Смотри, какой блок-шот! Супер? – Хозяйка «ранчо» указала на картинку, где, будто обжаренный на углях до хрустящей корочки, мужик в цветастых трусах и майке в прыжке тянулся тощими длинными пальцами к обручу, подвешенному на большой высоте. Я, наверное, должен был восхищаться, но вместо этого подумал, с каким приятным хрустом и как легко переломятся эти пальцы, если опустить на них приклад.
Мы болтали ещё несколько часов кряду, и отчего-то мне совсем не хотелось напоминать о заказе. Саманта тоже говорила о чём угодно, но только не о нём. Она долго расспрашивала меня о том, что творится как южнее Перми, так и в самом этом кладбище миллионов, удивлялась рассказу о Навашинских бригадах и Святых, пыталась вытянуть что-нибудь о моем детстве. Спрашивала и о Москве, но я, памятуя, какую репутацию себе заимел такими рассказами Ткач, перевёл разговор на другую тему:
– А это кто? – Я взял в руки плотные скользкие листки, скреплённые металлическими скобами, на первом из которых опять же лыбился загорелый, коротко стриженный тип с неестественно разбухшими бицепсами.
– Шварц. Гляди, какие у него сильные руки. Но ведь и у тебя они тоже сильные. – Сэм вдруг прильнула ко мне.
– Просто для информации, – запустил я сильную руку ей под куртку, – время ультиматума истекает, через два часа я должен покинуть город.
– Не беспокойся об этом, – потянула она за мой ремень.
Ну что же, пусть попробует настоящего крепкого мужского хера. Надоело, поди, девке кувыркаться со слащавыми пареньками. Да и я спущу пар, пожалуй. Главное – сделать так, чтобы девка не нащупала кинжал, и закрыть на засов дверь. Я, конечно, отдавал себе отчёт в том, что за нами сейчас и так следит не одна пара глаз, но это меня совсем не волновало. Просто не хотелось, чтобы в разгар борьбы полов под одеяло юркнула какая-нибудь срань типа того бледнолицего помощника с тонкими усиками. Да и спать я обычно ложился в запертом изнутри помещении, будь то конура во вшивом бараке или апартаменты местного босса. Шлюх, кстати, на ночь никогда не оставлял. Даже в борделях выставлял их из комнат, предпочитая давить на массу в одиночестве. Поэтому проснуться утром в одной кровати с бабой для меня было необычно. Примерно так же я себя чувствовал, когда после очередного аппетитного куска говядины выловил из чана варёный человеческий глаз. Было дело под Нижним, да.
Поживиться человечинкой не прочь любая из представительниц слабого пола. Что уж говорить о солдатской дочке? Такие вцепятся в тебя и будут пить кровь и другие живительные соки, пока не останется ничего, кроме как сдохнуть. При всём при этом жертва зачастую ещё и испытывает чувство благодарности к паразиту, а тот, в свою очередь, считает, что ему должны и обязаны. Так, например, за проведённую с ней ночь баба если не берёт звонкой монетой, то ждёт вознаграждения чем-то другим.
Вот и Сэм посчитала, что теперь-то уж я должен выполнить её заказ, и никак иначе. И каково же было её разочарование, когда я назвал свою цену и озвучил сумму аванса. Рискованный поступок. Если вспомнить тех висельников, что болтались на столбах по всему периметру площади Вашингтона, и тело, что всю дорогу волочилось на цепи за прицепом квадроцикла, даже очень недалёкому станет понятно, Босс – не тот человек, которого стоило бы огорчать.
Однако мои условия были приняты. Но вряд ли это результат моих дипломатических талантов. Просто заказ не из плёвых, странен сам по себе и стоил жизни двум предыдущим исполнителям.