«Опель» как раз выскочил на небольшой подъем, внизу которого, метрах в трехстах, там где от главного шоссе ответвлялась боковая дорога, был виден опущенный шлагбаум, караульная будка, оборудованная из мешков пулеметная точка и, съехавший на обочину, бронетранспортер.
— Тормозить и разворачиваться в любом случае поздно. Нас уже заметили…
— Отлично, — оживился Штейнглиц. — То что нужно. Вряд ли здесь командует кто-то званием старше унтер-офицера. А если пост поддерживает связь с комендатурой не по рации, так и вовсе замечательно.
— Мы какие, добрые или суровые? — утонил еще Корнеев.
— По обстоятельствам…
При виде приближающейся легковушки, из будки, как и предполагал Штейнглиц, вышел унтер-офицер и встал рядом со шлагбаумом.
— Хальт!
Уверенный голос, властный жест постового сменился суетливой растерянностью, как только он смог разглядеть знаки различия пассажира «Опеля». Унтер-офицер нервно посмотрел себе за спину, где в легковушку целились из пулемета. Потом бросил взгляд на будку и, приняв собственное решение, вскинул руку в приветствии.
— Хайль, Гитлер!
— Хайль! — Николай ответил как положено, потом оглянулся на припавшего к прикладу пулемета Петруху и громко скомандовал: — Отставить!
А Штейнглиц, продолжая изображать большое начальство, только пальцем поманил.
— Унтер-офицер, ко мне!
Погоны старшего офицера СС и в этот раз произвели гипнотическое воздействие. С виду не слишком молодой унтер, позабыв основы караульной службы, строевым шагом приблизился к машине и замер рядом по стойке смирно.
— А доложи мне, дружок, — словно с трудом сдерживая ярость, негромко произнес Штейнглиц. — Что у вас тут, черт побери, происходит? Пост или курорт для дефективных инвалидов?!
— Унтер-офицер Ганс Бюргер. Все в порядке, господин оберштурмбанфюрер! За время моего дежурства никаких происшествий не…
— Да? А высадка красного десанта всего лишь десятке километров отсюда — это что, пасхальный хоровод?.. — Штейнглиц махнул перчаткой себе за спину.
— Десант? — искренне удивился унтер-офицер.
— У вас что нет связи? — теперь удивление изображал Штейнглиц. — Или пост не оповестили?
— Так точно! Не оповестили…
— Безобразие… — Штейнглиц полез наружу. — Проведите меня к телефону. Где он у вас? В будке?.. Обер-лейтенант, мотор не глушить, я быстро. Только разбужу это сонное болото… — бросил через плечо Корнееву Штейнглиц и прибавил, уже обращаясь к постовому. — Поднять шлагбаум. Я не собираюсь зря терять время…
— Так точно. Прошу за мной, господин оберштурмбанфюрер, — Ганс угодливо придержал дверцу, дернулся было показать дорогу, но сунуться вперед незнакомого подполковника не осмелился. При этом поскользнулся на мокрой траве и, чтоб удержаться на ногах, нелепо взмахнул руками.
Он еще выравнивался, когда с бронетранспортера застрекотал двумя длинными очередями пулемет. К счастью, над головами…
— Отставить! — заорал во все горло унтер-офицер! — Прекратить огонь! Не стрелять!
Но пулеметчик уже, похоже, сам понял свою оплошность и больше выстрелов не последовало.
— Идиот! — погрозил ему кулаком Бюргер. — Господин оберштурмбанфюрер, прошу…
— Не стоит извиняться, дружище. Все нормально, — Штейнглиц одобрительно похлопал постового по плечу. — Благодарю за службу. Бдительность прежде всего. Молодец… На таких парнях армия и держится. А теперь веди к телефону. У меня и в самом деле времени мало.
* * *
Гауптман Бользен осторожно положил на рычаги телефонную трубку, облегченно вздохнул и вытер вспотевший лоб. Но тут ему показалось, что он поторопился, не дослушал до конца, и на другом конце провода группенфюрер СС Вилли Шварцкопф раздраженно вслушивается в неожиданно наступившую тишину. От такого видения гауптмана бросило в озноб.
Фредерик поспешно схватил трубку и снова приложил к уху.
— Алло?! Господин группенфюрер?! Алло?…
Но телефон, к счастью, молчал.
— Дьявол меня побери вместе со всем своим адом!
Гауптман Бользен тяжело опустился в кресло и потянулся за сигаретой. Вытащил одну из коробки, помял в пальцах и бросил на стол. Посмотрел на часы, уверенно показывающие десятый час, и еще раз крепко выругался.
— К черту зарок…
Фредерик встал и подошел к окну. Пейзаж за стеклом, мутноватым от старости, оставался неизменным… Двадцать шагов брусчатки и невысокая каменная стена, местами расцвеченная буро-зелеными пятнами мха и лишайника, уцепившимися за пустоты в стыках — словно на нее набросили маскировочную сеть. Над обрезом стены верхушки деревьев и небо — блеклое, словно на дворе уже как минимум декабрь.
Гауптман прижался лбом к стеклу, но не ощутил прохлады. Еще раз ругнулся, ослабил узел галстука, расстегнул воротник рубашки и решительно шагнул к сейфу. Выудил из него бутылку «Мартеля» и, не теряя времени на поиски стакана, жадно отхлебнул прямо из горлышка. Ароматная, густая влага очистительным огнем прокатилась по пищеводу, возвращая телу тепло и жизнь.
Бользен постоял немного с закрытыми глазами, наслаждаясь этим ощущением, а потом, не выпуская из рук бутылки коньяка, снова уселся в кресло.
— Ну как их заставишь шевелиться?.. — пробормотал вслух то, что не осмелился сказать генералу. — К примеру, позавчера я всего лишь из вежливости поинтересовался: как продвигается эксперимент, — и чертов профессор словно взбесился… Топал ногами, брызгал слюной, орал как сумасшедший. Впрочем, почему как? Сумасшедший и есть. Вместе со всей своей группой…
Гауптман сделал еще глоток. Поменьше…
— «Я не обязан отчитываться перед каждым солдафоном! Хотите выслужиться?! Не спешите! Будет о чем доложить, я сам позвоню рейхсфюреру!»… - намеренно картавя, передразнил он профессора. — А чего докладывать? Слепому ежу понятно, что у них ничего не получается. Почти год эти яйцеголовые умники ругаются и спорят, а результат прежний. Установка привезенная из экспедиции сбивает самолеты и насквозь прожигает три танка поставленные в колону. А убожества, созданные в лаборатории замка, в состоянии только сухой хворост поджечь. Да и то не всегда и не с первого раза.
Бользен сделал третий глоток.
— Их не охранять надо, а расстреливать… По одному, в конце каждой недели. И чтоб мне с этого места не встать, если через пару месяцев, а то и раньше не был бы получен нужный результат. Нет лучшего стимула для работы ученых, чем их собственная жизнь. А если они незаменимые — привезти сюда всех родственников и запереть в подвале. На тюремном пайке. Объяснив умникам, что кормить их жен, родителей и детей будут в зависимости от хода исследований…
