– Зачем бы кому-то этим заниматься?
Григора пожал плечами, но ответил:
– Зулэйн, ты же знаешь о соблазнах, которые несут с собой псионические способности. Несмотря на опасности, каждый астропат приобретает вкус к использованию дарованных ему сил. С того самого мига, как твой разум соприкасается с Имматериумом, он ничего больше так не жаждет, как снова причаститься к этому источнику безграничных возможностей. Ты помнишь тот первый раз, когда ты задействовал свои способности?
– Да, – сказал Кай. – Это опьяняло.
– Сударыня Дийос?
– Мой ум мог охватить небеса, и я чувствовала себя так, словно была частью самой ткани Вселенной, – ответила Афина.
– Именно. Но сколько бы раз ты ни выходил на связь после того первого случая, это уже совсем не то, – продолжил Григора. – Каждый сеанс сопряжён с риском, но ты по доброй воле устремляешься своим разумом в царство страшной опасности, просто чтобы почувствовать снова ту самую сладость его энергии.
– Но никогда не можешь, – сказал Кай.
– Да, – подтвердил Григора. – А если ты оставляешь свои попытки...
– У тебя начинается пси-хворь, – закончила Афина. – Твой разум жаждет того, что когда-то имел. Так было со мной, когда меня привезли назад с "Фениксоподобного", и я не могла пользоваться своими способностями несколько недель. Я бы никогда не хотела пройти через это ещё раз.
– Когносцинты не утрачивали то первое чувство, – сообщил Григора. – Всякий раз, когда они соприкасались с варпом, для них всё было как впервые. Они распробовали вкус могущества, и при этом, как утверждалось, они были практически неуязвимы для опасностей варпа. Их не могло коснуться ни одно из созданий Имматериума, и не зная пределов своим силам и амбициям, когносцинты стали одержимы идеей господства над простыми людьми. Они считали, что лишь они одни могут управлять судьбами человеческой расы. И им было по силам этого добиться.
– До меня доходили слухи об их возможностях, но всё это казалось чересчур преувеличенным, – примерно как то, что думает по поводу сил, которыми мы якобы владеем, простой народ.
– Что бы ты ни слышал, это скорее всего правда, – ответил Григора. – Когносциту мало что было не по плечу. В конце концов, если ты можешь контролировать умы людей, ты в состоянии сделать всё, что угодно.
– Они могли залезть тебе в голову и... что-то изменить? – спросил Кай.
– Они могли залезть тебе в голову и сделать всё, что угодно, – повторил Григора. – К примеру, мне не удастся вынудить тебя задушить сударыню Дийос – с тем же успехом я могу пытаться заставить тебя перерезать острым клинком твоё собственное горло. Как я подозреваю, у меня также не получится убедить тебя, что в неблагозвучности "Антисимфонии" дадаистов[53] имеется своя красота, – и неважно, насколько сильно я буду стараться. У большинства людей врождённое чувство самосохранения и понимание, что правильно, а что нет, коренятся слишком глубоко, чтобы их можно было преодолеть, однако когносцинт мог превратить тебя в свою марионетку с той же лёгкостью, с какой он дышал. Он мог принудить тебя к совершению невообразимо чудовищных вещей, и ты бы только смеялся по ходу дела. Он мог стереть твои воспоминания, внедрить на их место новые и заставить тебя увидеть то, что ему заблагорассудится, почувствовать то, что ему захочется. Он мог добраться до всех составляющих твоего разума, которые делают тебя тем, что ты есть.
Кай почувствовал, что при мысли о таком агрессивном использовании пси-способностей у него по коже забегали мурашки.
– Неудивительно, что нашу породу боятся, – сказал он.
– Нашу породу боялись всегда, даже до пси-войн, – ответил Григора. – Так устроены люди. Они страшатся того, чего не понимают, и пытаются это поработить. Последствия пси-войн послужили этому прекрасным извинением. И вот мы уже прикованы к унылому железному городу посреди величайшей крепости, которую когда-либо увидит этот мир.
– Как кончились эти войны? – спросила Афина.
– Легенды рассказывают о появлении великого воина с золотыми глазами – единственного человека, чья воля была достаточно сильной, чтобы сопротивляться воздействию когносцинтов. Он объединил армии немногих оставшихся царств и подготовил их костяк в виде небывалых бойцов, которые были сильнее, быстрее и выносливее, чем солдаты любого великого войска древности. Они штурмовали цитадели когносцинтов одну за другой, сидя на спинах серебристых летательных аппаратов огромных размеров. Даже самые могущественные когносцинты не могли возобладать над златоглазым мужчиной, и всякий раз, когда он сражал одного из этих дьявольских псайкеров, порабощённые тем армии освобождались и охотно присоединялись к силам великого воина. Это заняло ещё тридцать лет, но в итоге его армии повергли последнего когносцинта, и люди планеты снова обрели свободу.
– А что стало с воином? – спросил Кай.
– Никто не знает наверняка. Некоторые легенды утверждают, что он погиб в битве с последним когносцинтом, другие – что он пытался сам захватить власть и был убит своими же солдатами.
Григора помолчал. Морщинка у края его губ сказала Каю, что он улыбается. Ужимка была неприятной, как смертный оскал трупа.
– Некоторые даже утверждают, что этот воин всё ещё живёт среди нас в ожидании дня, когда когносцинты вернут себе власть.
– Но вы в это не верите? – спросила Афина.
– Нет, конечно же нет. Представить, что подобное существо может дожить до нынешнего дня... Это чепуха для детских баек или глупых поэтов-сказителей. Нет, даже если этот воин и существовал на самом деле, как доносят до нас легенды, он давно уже стал прахом и костьми.
– Досадно, – сказал Кай. – Сейчас Империуму пригодился бы кто-нибудь вроде него.
– И впрямь, – согласился Григора. – А теперь, когда ты осознал истинные пределы возможностей когносцинтов, поведай-ка мне ключевые моменты твоей так называемой встречи с одним из них.
И тогда Кай провёл Григора через все стадии своего сновидения: Пустая Земля, безлюдная крепость и удивительные звуки и запахи далёкой страны, возникшие прямо из воздуха. Он говорил о режущей глаз голубизне озера и о слепящем красном оке солнца, чьи лучи били в пески пустыни, словно пылающие молоты. Кай завершил свою повесть рассказом о призрачной фигуре, которая перемещалась по пустым залам Арзашкуна с непринуждённостью хорошо знакомого с ними человека.
Кай описал сидящему напротив него Григора свою встречу с этим мужчиной, его незримое соседство и мощную хватку, в которой он держал его плечо. Он передал всё, что тот сказал, и закончил своё повествование ещё одной демонстрацией отметины на плече.
