Остаток утра прошёл в дымке отупения. Её второе зрение лишилось своей остроты, как будто до этого она пила запоем или принимала раскрепощающие разум наркотики напару с Немо. Но она вот уже несколько дней не употребляла ничего крепче кофеина, и поэтому то, что она ощущала себя такой развалиной, казалось ей вдвойне несправедливым. Впервые с тех пор, как Аник Сарашина заняла своё место в рядах Телепатика, она чувствовала, что ей по-настоящему не хватает её глаз.
Мучимая давящим чувством клаустрофобии, она провела утро, усваивая последние срочные сообщения, проходящие через Город Прозрения. Резня в Зоне Высадки – название у многих уже входило в привычку – застала вооружённые силы Империума врасплох, и они всё ещё не могли перехватить инициативу. Экспедиционные флотилии Легионов и армейские группировки пытались реорганизовать свои боевые порядки и разобраться, где друзья, а где враги.
О войсках, которые были преданы на Исстване V, не было известно почти ничего.
От Гвардии Ворона не поступило ни единой весточки, что придавало вес слухам, безответственно распущенным прозревателями Эр, которые утверждали, что примарх Коракс и его Легион были полностью уничтожены. Предполагалось, что с Исствана V удалось спастись нескольким разрозненным подразделениям Саламандр, но об этом было известно из сообщений, которые пришли, в лучшем случае, из третьих рук. Судьба примарха Вулкана оставалась неизвестной, но многие опасались, что он тоже погиб.
От Железных Рук не осталось почти ничего – после смерти примарха их разбитые подразделения разметало по всем ветрам. Несмотря на всю полноту предательства, Сарашиной всё ещё было тяжело смириться с мыслью, что примарх может умереть. Известие об измене Хоруса Луперкаля было шокирующим уже само по себе, но последовавшие за ним события громоздили одну немыслимую вещь на другую, так что сейчас уже можно было поверить во всё, что угодно.
Эмиссары, которых посылал в Шепчущую Башню Рогал Дорн, требовали ответов, но Хормейстер мог дать им мало чего конкретного. Флотилии предателей перекрыли пути побега с пятой планеты, и система Исстван, по сути, молчала также глухо, как необитаемая луна. В неё ничего не входило, и из неё ничего не выходило: никакой информации и уж определённо – никаких воинов-лоялистов.
Хуже того, разгром на Исстване V побудил множество малодушных планет и систем по всему Империуму открыто объявить о поддержке Воителя. Боль от предательства и шок непонимания парализовали реакцию Империума на эту вопиющую измену, в то время как решительные действия были нужны как никогда.
А потом – лучик надежды. Сообщение с самых границ системы Исстван.
Искажённое и обрывочное, но имеющее при себе все коды синестетических соощущений XVIII Легиона.
Саламандр.
Сарашина немедленно поспешила в самый большой транс-зал Шепчущей Башни.
Абир Ибн Хальдун уже был на месте в окружении Хора Примус. Зал освещался лишь мягким свечением притушенных люмов, его кессонированные стены, одетые в железо, равнодушно внимали псионическому белому шуму, который наполнял помещение.
Две тысячи астропатов Хора Примус полулежали в своих удерживающих устройствах, и каждый из них изо всех сил пытался вычленить суть послания, прилетевшего с окраин системы Исстван. В центре зала, Абир Ибн Хальдун сражался со запутанными аллегориями и загадочными символами, которые пересылали ему хористы.
Сарашина ненадолго присоединилась к его разуму, но ей не удалось найти смысл в увиденных там образах. Горный дракон[55], пьющий из золотистого озера; орхидея, появляющаяся из трещины в обсидиановой равнине, которая тянется на тысячи километров во всех направлениях; пылающий меч, неподвижно висящий над миром, который полностью лишён жизни и географических особенностей. Близнецы, объединённые единой душой, но рвущиеся в разных направлениях.
Что означало хоть что-то из этого?
Хор Примус состоял из сильнейших псайкеров второго ранга из числа приписанных к Шепчущей Башне, и как правило, для него не составляло труда интерпретировать сообщение, отосланное с другого края Галактики. Но то, что они передавали Ибн Хальдуну сейчас, не имело смысла.
В её голове раздался голос, интеллигентный и необыкновенно певучий.
~ Должен признаться, Наставница Сарашина, я в полном замешательстве. ~
~ Как и я, Абир, ~ ответила она.
~ Выглядит так, словно астропат совсем сошёл с ума. ~
~ Такое вполне возможно. Кто знает, через что они прошли, чтобы отправить нам это сообщение. ~
Ей в голову пришла ещё одна мысль:
~ А могло случиться так, что поступившее сообщение было перехвачено по дороге к нам? ~
~ Это возможно, но в большинстве случаев такое вмешательство бросается в глаза. В данном сообщении подобного искажения нет. Что бы ни извращало это послание, думаю, что оно находится здесь, на Терре. Но у меня нет никаких предположений, чем оно может быть. ~
~ Продолжай свои попытки. Лорд Дорн ожидает от нас прогресса. ~
Сарашина разорвала контакт с Ибн Хальдуном. Ему нужна будет абсолютная сосредоточенность, чтобы добраться до сути сообщения. Соощущения подтверждали, что оно исходило от астропата Саламандр, но за исключением его личности, всё остальное содержание послания было бессмыслицей.
Она вздохнула, чувствуя, как в лобных пазухах начинает зарождаться пульсирующая головная боль. Мигрени не были каким-то необычным делом для астропатов, особенно во время трудоёмких сеансов связи, но она уже чувствовала, что этот приступ будет жестоким. Её с самого утра не отпускало слабое болезненное ощущение, словно на заднем плане её сознания назойливо зудело отчаявшееся насекомого, запертое в стеклянной банке.
Она не была единственной, кто это чувствовал. Вся башня была как на иголках, и не только переработавшие астропаты. Даже Чёрные Стражи вели себя дёргано, как будто подспудное воздействие изнурённых псайкеров каким-то образом проникало через пси-экранировку их шлемов и приумножало их агрессию. В воздухе висело ощущение затянувшегося мгновения перед битвой, когда за миг до того, как одиночный выстрел даёт сигнал к смертоубийству, напряжение взлетает до непереносимого уровня.
Несмотря на долгожданные новости о вышедшем на связь Легионе лоялистов, Сарашина не могла избавиться от ощущения, что они были предвестниками чего-то настолько страшного, что её разум будет не в состоянии это постичь. Она понимала, что драматизирует. В конце концов, Ватики предвидели бы любое событие подобного масштаба. Прорицание будущего не было абсолютно точной дисциплиной, но разве что-то настолько плохое, как то, чего она боялась, смогло бы избежать внимания её наблюдателей?
