– Да не скажу я. А за Ябеду не ручаюсь.
– Да кто ему поверит? Он сам с собой разговаривает и не понимает.
– Это да.
– Ну что, оленя собираем и домой?
– Ага.
Навьючив собранные куски и загрузив Ябеду, друзья продолжили путь.
– Умыться бы по дороге…
– У озера сполоснешься.
Лис повеселел. Обладание тайной, да еще какой тайной, открывало перед ним мощные рычаги управления Русланом. Святоша теперь точно не будет его попрекать за детские шалости.
* * *
…никогда не думал, что мои способности по генной трансформации будут наследственными. Так или иначе, но именно мое потомство отличалось живучестью и превалировало над другими. Однако возникла проблема. Человек – не самое приспособленное существо к обитанию в дикой природе. Честно говоря, совсем не приспособленное. Склоняюсь к мысли, что именно его неприспособленность и привела к более высокому умственному развитию, по сравнению с другими видами. Но вот возник соблазн существовать в животном обличье, что снимало ряд проблем. Отпадала необходимость жилища, приготовления пищи, создания семьи. Часть моих потомков, приняв животное состояние, в прямом смысле отказалась от всего человеческого, сначала не хотела, а потом и не смогла к нему вернуться. Чтобы род людской не вывелся полностью, генные трансформации пришлось пресекать, вводя табу, что привело к тотемизму и, в конечном счете, к возникновению новой религии, за основу которой я взял…
* * *
Гудело. И не только в голове. За пеленой защиты гудел рой. А мне, несмотря на разлаженное состояние собственного организма, предстояло наладить с ним контакт, а попросту – договориться. Снять защиту не представляло труда, но уверенности, что она опять включится, и именно тогда, когда нам нужно, не было никакой. А перспектива оказаться запертыми между этажей в полном составе нас не привлекала, поэтому Хаймович с Косым и отправили меня на переговоры.
Переговоры не ладились, я никак не мог впасть в то состояние отрешенности, которое от меня требовалось, поскольку пребывал в похожем, но по иным причинам. Меж тем мысли мои носились бог знает где. Я почему-то вспомнил речку Мазутку, она протекала в центре города, и идти нам предстояло, если выберемся, через нее. Мостов через нее когда-то было три, но целым оставался только один, самый старый, и тот еле подавал признаки жизни. Он шатался и раскачивался под ногами, издавая скрипящие, пронзительные звуки, впрочем, таким я его помню с детства, может, еще покряхтит лет двадцать. Упасть с него – все равно что с высотки свалиться, шансов выжить никаких. И дело тут совсем не в высоте: до поверхности реки метров десять в самом высоком месте. Дело в самой поверхности. Грязная вода с разноцветными переливами на самом деле водой совсем не была. Я как-то наблюдал, как одинокая собака, загнанная торками, плюхнулась в реку, от нее пошел дым, она взвизгнула и исчезла просто на глазах, только пузыри пошли. Что и говорить, на берегу реки не встретишь ни лягушки, ни травинки. Камыш реку стороной обходит, облюбовав овраги и ямины, куда стекает дождевая вода, с избытком поставляемая городом. Одного не понимаю: столько лет дожди идут, давно бы реку промыло сто раз, ан нет, как будто вода, в нее попадая, не разбавляет содержимое, а тут же превращается в эту гадость.
Ну да бог с ней, суть в другом. За мостом нас ждал бывший парк отдыха. То еще местечко. Заросли в парке, как утверждает Хаймович, пережили три войны, деревья в три обхвата там, почитай, каждое. Из подлеска – акация и шиповник, густыми зарослями опоясавшие парк и пришедшие на смену засохшим у реки ивам. Именно в этих непроходимых зарослях и любят селиться самоходки, там ими просто кишит, и колючки им не помеха. Мы, конечно, пойдем по еще широким тропинкам, под которыми на глубине полуметра, укрытый слоем опавшей листвы, еще покоится асфальт. Пойдем не то слово – побежим бодрой рысью. О! Рыси там тоже встречаются. Господи! Чем больше я задумывался о дороге через парк, тем больше вспоминал препятствий и преград на нашем пути. Вероятность, что мы целыми и невредимыми дойдем до гребаного объекта № 7844, стремилась к нулю. Однако другого выхода у нас нет. Я вздохнул и еще раз попытался связаться с роем.
Опять неудача. Рассерженное и недовольное жужжание – и ничего больше. А говорят, что Мазутка за чертой города сразу становится чистой. Не совсем, конечно, – грязная и мутная она по-прежнему, но на поверхности уже растут кувшинки, и камыш обступает берега. Вот бы дойти до этого места! Хаймович говорит, что в детстве купался в реке, и называлась она тогда не Мазутка, а… забыл! Неважно. Важно, что он обещал показать, что умеет плавать и не тонуть. Тот еще сказочник! Видел я, как в луже дохлые мыши плавали. Впрочем, за Хаймовичем не заржавеет – покажет. Он, на моей памяти, не соврал ни разу.
Там дальше речка, петляя, доходит до деревни Ильинки. Что за деревня, неведомо. Но, судя по карте, когда-то большая была. После войны в те края почему-то никто не ходил, и, чего ждать от тех мест, неизвестно. Но от деревни шла грунтовая дорога на военный объект – наш объект. Километров двадцать до него, значит, примерно два дня пути. День до Ильинки, день до вояк. Хотя, кто его знает, как обернется. Я тут еще с роем не разобрался. Я зевнул и вдруг почувствовал, что попал в тон рою.
– Чего тебе, чужак? Зачем тревожишь?
– Ты помнишь меня?
– Да, помню. Память наша беспредельна.
Тут было сказано иначе, что-то типа наследственная, но я перевел бы именно так.
– Пропусти нас.
– О чем ты просишь? Не понимаю.
– Дай пройти мне и моим… не трогай нас.
– Не причинишь вреда, не тронем.
– Не причиню.
– Ты образовал свой рой?
– Да.
– Тогда тебе надо уходить, места мало тут.
– Мы уйдем.
– Уходи.
– А можно?
Тут одна шальная мысль посетила меня.
– Что?
– Можно я посмотрю, как ты построил свой улей?
– Это… недовольный гул.
– Нельзя, так нельзя… – вздохнул я. – Но я мог бы дать тебе больше места.
– Как?
– Я уйду, и пелена падет, и ты сможешь заселиться здесь. Молчание, рой, видимо, обдумывал мое предложение.
– Хорошо…
Настала очередь моего непонимания: то ли хорошо, что уйду и места много будет, то ли хорошо – это разрешение пройти в улей. А может, и то и другое?
– Так мне разрешено пройти?
– Никто не будет чинить тебе препятствий.
