Сидящий напротив меня (последний из оставшихся в живых) вновь нацепил свои солнцезащитные очки, так что не стало видно его глаз, глубоко затянулся очередной сигарой (он курил их, словно сигареты, — много и взатяг) и бесшабашно веселым тоном азартного игрока, решившегося пустить на ветер не только все свои капиталы, но и жизнь, воскликнул:
— Играем до конца!
Это было именно то состояние, когда и сам человек, и все вокруг знают, что его неумолимо влечет к пропасти, но ничто не в силах ни остановить, ни вразумить безумца — он должен достигнуть края бездны и заглянуть в нее, чтобы уже никогда больше не возвратиться назад.
Казино — это абсолютный, чистый наркотик, от которого нельзя ни излечиться, ни спастись. Однажды подсевший на игру останется в ней навсегда. Таковы неписаные правила.
— Хорошо, — легко согласился я. — Желание хозяина — закон.
И мы продолжили наш поединок.
Паук играл осторожно, ставя понемногу, но постепенно выигрывал. Я сдавал себе перебор за перебором, и стопка фишек, некогда принадлежавшая мне, таяла прямо на глазах.
Через несколько минут стало ясно, что вне зависимости от расклада противник просто «дожмёт» меня.
Он сделал очередную ставку — и вновь выиграл. После этого поражения на руках у крупье остались только две последние фишки.
Паук поставил на кон всего одну фишку.
— Чего-то опасаетесь или просто растягиваете удовольствие? — Я уже столько раз за последние полчаса находился на грани проигрыша, что совершенно перестал бояться и мой вопрос был продиктован простым любопытством.
— Да как вам сказать... — Сидящее напротив меня создание на мгновение задумалось. — Если честно, наверное, просто не хочется повторять ошибки своих неудачливых компаньонов, которые были слишком азартны и чрезмерно спешили.
Он остановился на тринадцати, а я доложил себе на двенадцать (две шестерки) еще одну десятку и в очередной раз перебрал.
— Я вам верю, — ответил я абсолютно искренне. — Но при этом точно знаю, что эта ставка будет последней вне зависимости от того, кто выиграет. Так что хоть напоследок сделайте широкий жест, поставьте всю эту вашу огромную кучу против одной фишки — и пусть нас рассудит судьба.
— Судьба! — весело повторил он. — Как патетично и напыщенно вы выражаетесь, дорогой. Не нужно брать меня на это детское «слабо», которым вы уже однажды купили моего темного друга. — Он выпустил очередную струю вонючего сигарного дыма и продолжал: — Я тоже более чем уверен, что это будет последняя ставка, и тем не менее буду играть наверняка — эти лживые речи не собьют меня с выбранного пути и не ослепят мой разум. Я не оставлю вам даже малейшего шанса на победу...
В это время опять зазвонил телефон.
— Ха-ха-ха. — Паук засмеялся громко и радостно, с какой-то даже детской непосредственностью. — Как это остроумно и тонко — использовать один и тот же трюк два раза! Вы оригинальны до невозможности.
Его слова насчет неизменности выбранного пути вполне могли бы оказаться пророческими, если бы не тема ослепления разума.
Именно эта тема решила исход игры.
— Может быть, хотите поговорить? — услужливо спросил Паук, резко, словно по команде, оборвав смех. — Не стесняйтесь — чувствуйте себя как дома.
Я молча протянул руку и снял трубку.
— Отвернись от него и закрой глаза, — откуда-то издалека, как будто с самого края вселенной, донесся до меня голос Милой.
— Ну, что говорят? — В его вопросе звучал неподдельный интерес.
— Как обычно, предрекают чью-то скорую смерть, — устало ответил я, отворачиваясь и закрывая глаза.
Даже это помогло только частично. Телефон буквально взорвался ослепительной вспышкой света, и я услышал крик боли — сетчатка глаз Паука если не сгорела дотла, то была серьезно повреждена.
Я открыл глаза и повернулся...
Мир стремительно менялся, сжимаясь, словно обертка от шоколадной конфеты. Океан трансформировался в какую-то грязно-серую безликую массу, а небо разорвалось на куски, так что стало видно бездонную пустоту, находящуюся где-то за гранью реальности. Бывший белый снег сжался и почернел, оставив после себя лишь мутный осадок.
Сам же «Пик мироздания» накренился, словно детская пирамидка, готовая вот-вот упасть.
Стол, в отличие от стульев и всего остального, вероятно, был намертво вкручен в грунт, потому он не заскользил к бездне. Я навалился на него грудью и застыл в этом наклонном положении, наблюдая, как Паук, нелепо размахивая всеми конечностями, стремительно соскальзывает к краю пропасти.
Он уже почти достиг его, продолжая пронзительно кричать от боли... И вдруг произошла удивительная метаморфоза. Мир вернулся к прежнему состоянию и даже стал еще более прекрасным и величественным.
Крик резко оборвался, а на том месте, где мгновение назад стоял огромный паук, появился человек, О громадном членистоногом напоминали только все та же неизменная сигара и солнцезащитные очки, скрывавшие глаза.
Он выпустил струю дыма, секунду подумал, затем без всякого сожаления откинул сигару прочь.
— А знаешь, чем настоящий игрок отличается от простого любителя? — спокойно спросил он, как будто минуту назад абсолютно ничего не произошло.
Я по-прежнему сидел в неудобной позе, упершись грудью в жесткое ребро стола. Было совершенно непонятно, как вопреки всем физическим законам человек стоит на краю накренившегося пика.
— Нет, — ответил я. — Честное слово, не знаю.
— Настоящий игрок знает и всегда свято соблюдает одно основное правило казино...
— Какое же?
Он постоял несколько секунд в задумчивости, словно решая, открыть мне секрет или нет. А затем, махнув рукой, — мол, а, была не была! — задорно по-мальчишески улыбнулся, снял очки, так что стало хорошо видно, что на месте глаз у него ничего нет, и, все так же продолжая искренне и широко улыбаться, ответил:
— Только тот может называться по-настоящему великим игроком, кто находит в себе силы следовать простому жизненно-важному правилу: «Как бы тебе ни везло, как бы ни шла масть и карта, всегда и везде нужно обязательно помнить: главное — это вовремя спрыгнуть. Иначе проиграешь не только то, что было, но и вообще все на свете».
Сказав это, он развернулся и, словно птица, широко раскинув руки-крылья, бросился в бездну.
* * *
Паук не мог выйти на поверхность, чтобы связаться с командованием и попросить поддержки. В этом случае ментальная нить, связывающая его разум с Чужим мгновенно порвется — и враг спокойно уйдет. Без Гончей не могло быть и речи о том, чтобы обнаружить беглеца в бесконечном переплетении канализационных коммуникаций.
«Нет, если не взять противника сейчас, — подумал Паук, — то он скроется, а жертвы будут напрасны».
