Ярослав моментально соскочил, не думая о себе, и с мечом в руках ринулся на зверя, он опасался, что если промедлит, то потеряет доверенного ему человека. Леопард, а это был не тигр, а именно он, в то время находился в худшем положении, чем можно было подумать. Болт попал ему в спину и повредил позвоночник. Вторая стрела торчала из левого плеча, это уже постарался Борода. Находясь в такой ситуации, животное уже не помышляло о нападении, пятясь назад и пыталось скрыться. Его задние лапы не слушались, передняя имела серьёзную рану. Увидев, что кошка оставила человека, Ярослав изменил первоначальное намерение о немедленном нападении, подобрал брошенный арбалет и взвёл его. За это время раненый зверь далеко уполз в кусты, пришлось идти за ним, чтобы добить. Одного болта в грудь ему хватило. Пора оказать помощь пострадавшему. Борис с Жиганом, уже успели успокоить лошадей и находились возле него.
─ Борода, — закричал на товарища Ярослав, — быстро ловить сбежавшую лошадь, тут я сам справлюсь! Жиган, быстро тащи медикаменты из седла Буяна.
Парни метнулись выполнять команды. Сам он перевернул раненого, проверил пульс и зрачки. Есть! Значит, живой. Осмотрел раны, большие, но поверхностные, только один укус в плечо глубок и опасен заражением. Геннадию повезло, что быстро отогнали зверя — не успел сильно порвать. На спине и плечах восемь средней глубины отметин когтей. Жиган быстро распечатал пару аптечек. Перевернули на живот, срезали одежду и вдвоём обработали раны септиком. При этом потеря крови наблюдалась небольшая, но обильная. Казалось, что человек истекает, но это всё поверхностная кровь и её легко остановить. Затем забинтовали, истратив половину запаса бинтов. Вкололи все положенные в таких случаях уколы. Дали понюхать нашатыря. Геннадий пришёл в сознание и спросил:
─ Что у меня со спиной — вся горит?
─ Раны неглубокие, жить будешь, — ответил Ярослав, — а пока терпи, привезём к своим, там тебя лучше обработают. Встать можешь?
Тот сделал попытку встать, но командир остановил.
─ Хватит. Вижу, что можешь, пока лежи, отдыхай.
Складывалась скверная ситуация. У них в группе второй раненый, и всё по его вине, размышлял Ярослав, оба раза причиной была его беспечность или опрометчивость. Если дело пойдёт так и дальше, ему перестанут доверять. Надо быть осторожным и не расслабляться.
Тем временем Борода нашёл и привёл Майку. Оказалось, кобыла ускакала довольно далеко, но после исчезновения опасности успокоилась и принялась пастись как ни в чём не бывало, где её и нашёл Борис.
─ Спасибо, Борода, что нашёл лошадь, теперь новая вводная: надо снять шкуру с леопарда. Думаю, у тебя в этом богатый опыт.
─ С леопардов не снимал, но, думаю, вдвоём с Жиганом справимся, — ответил тот.
─ Вот идите и справляйтесь, а я тут покараулю, — поощрил их к действию Ярослав.
Сам стал готовить лошадей к дальнейшему пути. Надо отметить, что их пленный всё это время вёл себя очень тихо и не отсвечивал, сидел привязанным к седлу лошади, а та, в свою очередь, к дереву. К развязке событий появилась и Найда, весь прошлый день она провела на ногах, а в момент нападения, похоже, пряталась. Её морда так и говорила: я, мол, на белку и зайца назначена, а с кошками сами разбирайтесь.
─ У…у, дезертир, — погрозил ей пальцем, — сдам на живодёрню.
Понимая, что провинилась, собака повесила уши и униженно помахала хвостом.
Пришлось задержаться почти на два часа. Пока подействовали обезболивающие, пока мужики снимали и упаковывали шкуру, пока распределяли лошадей, ушло много времени. Тронулись в путь уже ближе к полудню. Лошадей распределили иначе, чем раньше. Майку, как иноходца, отвели под Геннадия. Борода на своей лошади, вёл на поводу Карюху с раненым орком, иногда подсаживая собаку, когда та уставала бежать за всеми. Ну а остальные расположились на могучем Буяне. Тот выказывал неудовольствие таким распределением, добавка в восемьдесят килограмм, которые весил Ярослав, для него была существенная. Таким порядком продолжали путь.
Скорость на переходе держали среднюю, временами давая лошадям отдохнуть. К концу дня вышли на Оловянный путь. Колеса повозок, прошедшие здесь четыре дня назад, чётко указывали направление дальнейшего движения. Геннадию к вечеру стало хуже, у него был жар, и ехать больше не мог. Пришлось провести ночь в стороне от дороги, в небольшой рощице на вершине холма. Сделали парню пару уколов, жар спал и он уснул. Приходилось опасаться заражения, особо от укусов в плечо, но, кроме антибиотика ампиокса, вколоть более нечего, потому кололи его регулярно.
Наутро выспавшийся раненый выглядел несколько лучше, но ещё с трудом взбирался в седло. Майка несла его ровно, сильно не трясла. Вообще, как на всех иноходцах, ехать на ней более комфортно, чем на Буяне или, скажем, на Храбреце. Кроме неё, в отряде подобными способностями обладала Ласка, и это немало. Ни у кого в экспедиции, даже у Олега, не было лошадей, способных идти иноходью, а у них сразу две имели плавный и лёгкий шаг.
Дорога шла всё время вверх, люди вступали в настоящие горы. Чем-то они были сродни Уральским — с невысокими круглыми вершинами, такие же древние и покрытые лесом. К полудню дорога вошла в глубокий каньон реки. Справа и слева возвышались крутые терриконы сопок, между ними река, а вдоль неё вьётся узкая колея, оставленная прошедшими ранее повозками. Этих следов и держались. Путь вздымался всё выше и выше, следуя изгибам реки.
Перевалов достигли только на третий день с начала движения по Оловянному пути. Они не были чем-то особенным и не походили на перевалы в высоких горах Кавказа или Альп. Просто крутая перемычка между двумя каньонами, содержащими в себе русла двух рек. Оставшаяся позади текла на север, а новая — на юг, по ходу движения. Сам перевал длиной километров десять и высотой метров сто пятьдесят не поражал грандиозностью. Они его преодолели, в основном не слезая с седел, и лишь в некоторых местах пришлось идти пешком, но раненые всё едино оставались верхом.
Жиган упрямо тащил за собой дикаря и не хотел бросать. Ярослав предлагал оставить его на дороге, благо тот начинал поправляться. Вредный зек в порыве сентиментальности говорил:
— Как только Уир сможет ходить, не будем удерживать.
Оставалась единственная надежда, что когда орку надоест тащиться с людьми, то сам уйдёт. Каковы истинные причины такого душевного отношения к дикарю со стороны бывшего урки, для Ярослава оставалось загадкой. От прямых вопросов тот уклонялся, а объяснял орколюбие необходимостью искупления прошлых грехов. Сам Ярослав не был слишком человеколюбивым, но и губить ни за что живое существо не желал. Потому терпел блажь товарища, считая, что дикарь не сильно стесняет, а в будущем всё утрясется.