— И верно! — подхватил Иван Ильич. — Теперь и я вспомнил! Еще вначале подумал, дурной запах идет от уха, но позже выяснилось — из котомки. Он преследовал всю дорогу и приходилось зажимать нос! У вас что-то испортилось!
— Верните немедленно! — потребовал Шабанов, негодуя на эти жеманные отношения. — Где она?
— Ах, молодой человек! — воскликнула сестра-хозяйка. — Вы так волнуетесь!.. У меня ничего не пропадает. Ступайте за мной!
В узкой, тесной кладовой Герман сразу же увидел НАЗ, сдернул с полки и вытряхнул на пол. Все оказалось на месте — продукты, нож, аптечка и запасные магазины. Все, кроме «Принцессы»…
— Здесь находился прибор!.. Тот самый, что издавал неприятный запах! Где?
Доктор с сестрой-хозяйкой переглянулись, пожали плечами.
— Вероятно, была комиссия, — проговорила она. — Все дурно пахнущее изъяли…
— Да! Была комиссия! Припоминаю! — подхватил Иван Ильич. — Проверяли санитарное благополучие. Возможно, решили, что это у вас испорченные продукты… И выбросили на помойку.
Кажется, они в самом деле переживали за случившееся или искусно валяли дурака. Шабанов взял боеприпасы, рассовал по карманам.
— Где помойка?
— Помойка — это относительно, иносказательно, — затараторил виноватый доктор. — Весь мусор уничтожается в специальных печах, чтобы не загрязнять среду обитания…
Герман тупо походил взад-вперед, унимая клокочущее недовольство и отчаяние. Это был приговор! Окончательный, не подлежащий обжалованию…
— Сударь, сударь! — вдруг всполошилась сестра-хозяйка. — Вы летчик? Я вас узнала! Тот самый летчик! Ваш самолет упал близ Данграласа!.. У нас так редко падают самолеты, и каждый становится целым событием!
Эта стареющая барыня радовалась, как девочка, и рассматривала Шабанова с таким видом, как будто сейчас начнет ощупывать или проверять на зуб.
— Вы разочарованы, молодой человек? — участливо спросил доктор. — У вас будут неприятности?
— Неприятности?! — чуть ли не взревел Герман, уже презирая этих слабоумных иммигрантов. — Да лучше бы у меня голова отгнила! Чем потерять «Принцессу»!
— Принцессу? — устрашилась сестра-хозяйка. — У вас в котомке сидела… принцесса?
— Лежала, а не сидела!
— Уф, как напугали!.. У нас тоже есть принцесса. Ее зовут Агнесса! Очаровательная Агнесса!
— Она что, на самом деле принцесса?
— Нет, но мы так называем ее! Она очень умна и царственна, хотя совсем еще дитя!
— Кто сжигает мусор? — спросил Шабанов. — Я должен убедиться, что «Принцесса» уничтожена.
— У вас бред, молодой человек, — определил доктор. — Вы самостоятельно вышли из анабиозного сна и это дало осложнения. Вам необходимо срочно вернуться в палату.
— С дороги! — он повел стволом пистолета.
— Анна Лукинична, голубушка, проводите больного на свое место, — невозмутимо попросил Иван Ильич. — И отнимите у него одежду.
Шабанов дернулся к двери, через которую вошла сюда сестра-хозяйка, однако натолкнулся на незримую стену, упругий, спрессованный воздух толкал его назад, словно впереди был натянут прозрачный батут. Тогда он сделал отчаянную попытку пробиться с разгона, ударился всем телом и, отлетев, оказался в руках Анны Лукиничны.
— Я провожу вас, — ласково проговорила она. — Не волнуйтесь, найдется ваша принцесса и все образуется. Вы еще очень слабы, юноша, вам требуется покой и отдых…
Она повела его по лестнице вверх, словно бычка на веревочке, растворила дверь палаты, раздела и уложила на кровать. Герман мог сопротивляться единственным способом — удерживать себя в сознании, не позволять вновь усыпить его хоть в анабиозный, хоть в простой сон. Он помнил один старый, еще детских времен, способ сохранить самообладание — сосредоточиться и быстро-быстро повторять упражнение для ума и языка:
— Жили были три японца: Як, Як Ци Драк, Як Ци Драк Ци Драк Ци Дроне…
Шабанов успел выговорить немного, язык начал заплетаться и отказал, потому что он вдохнул запах травяного нектара и увидел себя шестилетним мальчиком, бредущим по свежей и колкой стерне заречного покоса…
Во второй раз он пробуждался от сна с великой неохотой…
У него было полное ощущение, что он несколько дней прожил ребенком в своем доме, видел родителей молодыми, косил и ворошил с ними сено, ел недозрелую черемуху и купался в реке Пожне. То есть совершил невероятное — побывал в детстве, однако это потрясающее, радостное чувство было испорчено тем, что откуда-то появилась Лися — дурочка из соседней деревни. Тогда ей было лет пятнадцать, зимой работала она сучкорубом на лесоучастке, и потому как летом лес не готовили, Лися просто болталась по деревням и воровала где что под руку попадет, чаще всего кур. Когда же ее хватали на месте преступления, кричала:
— Это не я! Это Лися! Лися куру сперла!
И еще одно сходство с лисой было у дурочки: огненные волосы, но кожа при этом чистая, шелковая, без единой конопушки, которые обычно бывают у рыжих. Она наверняка бы стала местной красавицей, но ее украл, изнасиловал и научил воровать какой-то проезжий цыган. И сделал из нее настоящую ведьму. В школу она после этого не ходила и лет с двенадцати стала бедой и яблоком раздора для всей округи. Кроме кур Лися начала воровать мужиков, мальчиков и однажды даже соблазнила старика лет под семьдесят, который на ней и умер. Несколько раз ее ловили и били женщины, но дурочка быстро отлеживалась и снова выходила на промысел, завлекая даже самых порядочных и стойких мужиков, а у тех, кто поднимал на нее руку, начинались несчастья и болезни.
Бабушка Шабаниха все свои колдовские чары употребила, чем только не поила, и тайно, и явно — ничего не помогало!
Вот теперь эта Лися пришла к черемухе, на которой сидел Герка, и начала звать:
— Иди ко мне, мальчик. Ну, иди! Я же вкуснее черемухи. Она вон еще бурая, наешься — потом не про……ся. А я зрелая и сладкая… Хочешь, дам за щелку подержаться? Смотри, какие красивые волосики вокруг! — приподняв подол, она показывала что-то огненное и притягательное. — Спускайся ко мне… Никто же не видит! Ну?..
Герка едва уже цеплялся дрожащими руками за сучья и висел на черемухе, как зрелая груша, готовая пасть на землю. Вся кровь, как во время катапультирования, прилила к низу и в голове звенело от пустоты. А эта хитрая ведьма продолжала манить:
— Покажи, у тебя есть же в штанишках гвоздик? Такой горячий гвоздик… Сними трусишки и покажи? Никто же не видит. И никто не узнает!
Когда он отвернулся и из последних сил вцепился в ствол черемухи, схватываясь то жаром, то холодным страхом, Лися засмеялась и сказала:
