Рычагов было много и, не мудрствуя лукаво, Иоахим рывками опустил каждый из них, слыша, как двери камер распахиваются одна за другой. Наконец с хрустом распахнулась и его дверь. Грубер втянул свой язык обратно в пасть, чуть толкнул головой дверь, так что та распахнулась настежь. Выполз наружу, торжествующе улыбаясь. Он знал, что делать дальше, знал до мельчайших деталей.
* * *
Твари, порождения проклятого профессора Габриэля Лортца, взбунтовались. Они пожрали весь научный персонал, кроме пары ассистентов и Анны, которые сумели спрятаться в лаборатории. Штандартенфюрер СС и профессор чудом сумели добраться до лаборатории сквозь царящий повсюду хаос.
Очевидно было, что чудовища сговорились, очень уж организованно они действовали против своих воспитателей. Попытавшихся было сопротивляться эсэсовцев из охраны быстро смяли. Лортц с перекошенным от ужаса лицом застыл в паническом оцепенении, глядя, как гигантская жаба прыгает на визжащих эсэсовцев сверху и давит их, превращая в лепешки из плоти и переломанных костей. Поняв состояние своего подопечного, штандартенфюрер подскочил к профессору и залепил ему оглушительную звонкую пощечину. Это разбудило Лортца, он тихонько завизжал и рванул в сторону лабораторного комплекса. Видя, что эсэсовцам из охраны осталось недолго, генерал СС бегом рванул за ним.
Габриэль Лортц влетел в лабораторию, пулей пробежал мимо прячущихся на корточках за шкафами ассистентов и Анны, которые дрожали от страха, и подлетел к входной двери в подвал. Один он не справился бы с тяжелой шлюзовой цельнометаллической дверью, но подоспевшие ассистенты и штандартенфюрер помогли ему. Вместе они распахнули дверь и принялись спускаться по винтовой лестнице вниз. Спускавшийся последним ассистент, молодой, бледный от страха, принялся закрывать дверь. Совладавший с собой и обретший былую невозмутимость штандартенфюрер Оттерс вернулся и помог ему затворить шлюз. Затем они заблокировали дверь намертво так, чтобы ее невозможно было открыть снаружи. И вовремя! Оттуда, сверху, в металл двери забарабанили с такой силой, что толстая стальная дверь затряслась под ударами.
– Это не провал, досадная неприятность, но не провал, – успокаиваясь, говорил своим спутникам профессор Лортц, когда они шли по коридору к круглой зале. – Дайте мне только добраться до моей аппаратуры, и я усмирю этих негодяев. Русские – отвратительный материал, – с чувством произнес он, берясь за замковое колесо внутренней двери. – Заметьте, какое хорошее отношение они получали у нас, однако же ответили черной неблагодарностью! Всех их нужно будет уничтожить!
Пыхтя, общими усилиями они распахнули тяжелую дверь. Торопливо вошли внутрь, тут же принялись затворять люк, заблокировали его и только тогда почувствовали успокоение. Ад, царивший наверху, был теперь далеко. Лортц подошел к стене и включил общее освещение. Электрический гул аппаратуры подействовал на всех успокаивающе. Потихоньку они добрели до стульев. Штандартенфюрер уселся в кресло и, расстегнув верхние пуговицы своего кителя, принялся переводить дыхание, профессор Лортц плюхнулся на стул рядом.
– Анна, девочка моя! – довольно крикнул Лортц, не оборачиваясь. – Будьте так добры, налейте мне и генералу коньяку. И не сочтите за труд, взгляните, как там поживает наш дорогой гауптштурмфюрер Иоахим Грубер. Надо бы его покормить и дать ему еще сыворотки.
– Не волнуйтесь, профессор, – громогласный голос донесся откуда-то сверху, из-под самого потолка. – Здесь теперь много еды! Ха-ха-ха! Много вкусной и питательной пищи! Я вдоволь наемся и утолю свою жажду крови! А-а, мой дорогой штандартенфюрер, вы тоже здесь?! Вы составите отдельную строчку в моем меню!
Сидя на потолке, Дракон-Грубер с удовольствием наблюдал за тем, как ужас охватывает ненавистных ему существ. Он видел, вернее, почувствовал, как обмочился генерал, а вслед за ним и профессор, как завизжали от ужаса мучители-ассистенты, сломавшие не один десяток детских судеб. Иоахим был теперь самым миролюбивым существом, ведь единственная кровь, которой он все еще алкал, была кровь этих существ:
– О, кто же там царапается своими нежными пальчиками в стальную дверь шлюза?! Шалунья Анна! Ты будешь моим первым блюдом…
Дракон-Грубер в экстазе даже не заметил, что эти свои слова он произнес вслух. Анна завизжала и присела на корточки. В глазах Дракона она увидела свою судьбу…
Эпилог. Когда летают драконы
Песня имеет силу большую,
Радость рождает в сердцах,
Отчаянье гонит, тоску смурную,
Улыбку дарит в слезах!
Немецкие егеря, числом до батальона, целенаправленно и настойчиво гнали отряд в сторону Объекта. План фашистов был прост – выгнать советских диверсантов на пустошь, а там зажать в огневой мешок и уничтожить.
Десантники бежали, не тратя силы на то, чтобы отстреливаться, на плоской как стол местности не стоило задерживаться, превосходящие силы противника при малейшем замедлении моментально взяли бы их в кольцо и уничтожили. Они бежали изо всех сил, пытаясь оторваться от погони, но свежие, хорошо отдохнувшие и сытые немцы плотно висели у них на хвосте.
– Что будем делать, Старшой?! – хрипя, спросил Конкин Седого, который бежал, отчаянно перхая. – Давай отбиваться, все равно хана! Хоть помрем красиво!
– Не здесь… – задыхаясь, выплевывал слова Седой. Сорокалетний мужик держался из последних сил, подыхал на бегу, но держался. – Найдем высотку, оседлаем…
Они добежали до холма, километрах в пяти от Объекта. Холм этот был хорошо знаком Ивану. Именно отсюда он наблюдал за гибелью мальчика-«ангела». Странно рассудила судьба, вернув его сюда погибать. Вместе со своими товарищами по оружию.
Похоже, им все-таки удалось немного опередить егерей. Когда первые немецкие солдаты подошли к подножию холма, сводный отряд разведчиков и партизан уже успел перевести дух и приготовиться к бою.
Минут через двадцать после начала ожесточенной перестрелки склоны холма были усеяны телами убитых егерей, но и бойцов отряда полегло немало. Самым страшным было то, что боеприпасы подходили к концу. Еще пара минут такой перестрелки и… конец. Их можно будет брать голыми руками.
Конкин сидел у корней высокой сосны… Он понимал, что жить осталось совсем немного и спасения ждать неоткуда. Издалека, со стороны Объекта, доносились звуки стрельбы и взрывы, но это ничем не могло помочь гибнущему отряду. Седой, отвлекшись от дымящегося ствола автомата, повернулся к нему:
– Ты чего, Ванюша, ранен?! – обеспокоено спросил командир.
Иван не ответил. Его охватило странное оцепенение. Конкин гладил себя по нагрудному карману, внезапно глаза его загорелись. Пальцы сами потянулись к клапану, распахнули карман, выудили оттуда свисток, подаренный малышом Васькой. Он прижал конец цилиндрического свистка к губам и принялся коряво выдувать хорошо знакомую каждому советскому человеку песню:
