– Что это было?! – завопил Жук, тряся друга за руку. – Что это, мать твою, было?
– «Сияние»… – пробормотал Шквал. – Эх, Спрут! Ну что ж ты…
Порыв ветра принес душный горячий пар со стороны обширного дымящегося белого пятна. Что уж там случилось и в чем ошибся старый опытный водолаз, останется неизвестным. Да и не важно уже.
Тяжело переступая, он прошел в рубку.
Магнитный компас вышел из строя и ничего не показывал: или его размагнитило, или заклинило. Гирокомпас бессмысленно вращался. Работал только эхолот, выпуская на экранчик линию искрящихся точек – абрис дна. Шквал поднял тяжелую трубку судового телефона.
– Машинное, ответьте мостику.
– Здесь Капитан, – донеслось из мембраны. – Шквал, ты? Я только сейчас… Башкой в швеллер когда торкнуло, так и вырубился… – заплетающимся еще языком вымолвил Капитан. – А где Спрут? Че вообще это было??
«Нет больше Спрута», – хотел сказать сталкер, но вместо этого по‑уставному сухо осведомился:
– Машинное, доложите обстановку.
– Докладываю… – минуту с чем‑то спустя ответил механик «Гидры» не совсем уверенно. – Один винт срезало, дизеля сместились с фундамента, компрессор сдох, генератор сгорел, работает аварийный… Заклепки расшатаны, в трюме вода… Насос еще еле чапает.
– До базы дойдем?
– Как‑нибудь…
– Тогда двигаем помаленьку! – ответил Шквал.
Дизель завелся не сразу, но затарахтел, захлебываясь, и бывший водолазный бот задрожал всем корпусом, двинулся, рассекая серую волну. Вода у кормы бурлила, дымила дрянная «копанная» соляра, но серый выхлоп сразу отнесло дующим со стороны берега ветром.
Надо достать из воды тела погибших и уходить, тут больше нечего делать…
Позади него раздались странные всхлипывающие звуки.
Обернувшись, Шквал даже удивился. У входа в рубку сидел Жук и взахлеб, горько рыдал, при этом мелко и часто крестясь…
– Не надо, братишка, – попытался утешить его, хотя понимал, что слова здесь не помогут. Присел рядом с другом. – Знаешь…
Глава 12
Примерно за четыре года до описываемых событий. Тарсус
…К моменту, когда они ступили на палубу «Нардиза», там уже почти не оставалось свободного места.
Матросы с трудом пробирались среди беженцев, дети кричали и плакали, женщины галдели, старики молись, кто подстелив специальный коврик, а кто и просто так (не до обрядности, когда вокруг творится такое). До отказа были забиты и каюты, и коридоры. Беженцы размещались даже в машинном отделении.
Тем временем на палубе разворачивалось некое действо. Мужчины, выстроившись в два ряда, образовали длинный коридор. Под резкие звуки барабанов‑тарабук и дудок, ножом режущих слух, они принялись крутиться и покачиваться, что в их представлении, вероятно, означало танцы. Радовались, что для них все кончилось…
Евгений Брагин смотрел на танцующих и одновременно профессиональным взглядом намечал очередность целей и возможные директрисы стрельбы. Заодно выбрал укрытие, из которого будет вести огонь. Стрелять он, конечно, не собирался… Но если его раскроют… Всех не перестреляешь – патронов маловато. Но основательно проредить их – это запросто. Собственно, героически погибать тоже было не обязательно. Сигануть за борт и уплыть – для него это не проблема.
«Не корчи из себя крутого героя, – сказал он себе. – Течение тут в сторону моря, и хотя температура воды градусов двадцать, но кругом полно акул. Тут их прикормили разные… – кривая язвительная усмешка, – борцы за свободу, мать их… Как далеко ты думаешь уплыть? Так что скорее всего и сам погибнешь, и других подставишь. Забудь. Будем ждать».
Вдруг чья‑то рука легла ему на плечо и успокаивающе сжала. Повернув голову, он увидел Саббаха.
– Пора, хабир![3] – прошептал тот одними губами.
В лучшие времена пассажирский теплоход «Нардиз» обслуживал туристов, принося владельцу немалые деньги.
Но лучшие времена уже прошли. Брошенный экипажем корабль перешел к командиру одного из множества отрядов боевиков Ахмаду Джейхуну, что называется, по праву сильного. Куда девался прежний владелец, приходившийся троюродным не то братом, не то дядей бывшему вице‑мэру Дамаска, один Аллах ведает. Может, закопан где‑то в песках, а может, наслаждается мирной жизнью в Мюнхене или Марселе…
Мысленно Брагин прокрутил в голове строки из оперативного досье на террориста.
Тот был всего на десяток лет старше Евгения. Учился на ветеринара в Алеппо и в колледже вступил в тайную исламистскую ячейку. Во время «арабской весны» отправился в Ливию воевать с «неверными» и «вероотступниками» – такими же арабами, как и он сам. Был в авторитете в соответствующих кругах. Прошел обучение в одном из саудовских лагерей. По некоторым сведениям, имел непосредственное отношение к ряду терактов в странах Евросоюза. Был объявлен в международный розыск, залег на дно. Когда завертелась сирийская мясорубка, всплыл среди «Львов ислама», затем перешел к самому ибн Умару и быстро стал одним из ближайших помощников этого отморозка из отморозков.
Ибн Умара прикончили ракетой с израильского беспилотника. Джейхун тогда был ранен, а выздоровев, возглавил остатки группировки. Валяясь в турецком госпитале, он, видать, понял, что «на пути джихада» он весьма скоро окажется в объятиях гурий, и решил стать законопослушным и респектабельным бизнесменом.
Так или иначе, Джейхун подобрал брошенный корабль, навербовал команду из оставшихся без дела моряков и рыбаков, назначил капитаном своего родича, который в мирное время состоял штурманом на каботажном теплоходике. И занялся бизнесом. Ум Джейхуна все‑таки был явно выше среднего. Его, во всяком случае, вполне хватило сообразить, что ныне в этих краях самый дорогой товар – это человеческая жизнь. Сотни тысяч людей стремились покинуть охваченную войной страну. И остатки правительственных войск, и «вооруженная оппозиция», и просто бандиты грабили всех подряд, а то и убивали. Так что единственным относительно надежным маршрутом бегства являлся морской.
Матросы с «Нардиза» загружали очередную шлюпку. Ахмад Джейхун лично руководил погрузкой. Он в окружении своих боевиков стоял на берегу, на котором толпились женщины, старики, дети. Лицо было напряжено, губы презрительно подобраны. Он, кажется, сейчас себя ощущал владыкой жизни и смерти несчастных беженцев, толпящихся тут, как овцы, да, собственно, и был им.
Молодая в черных одеждах женщина с четырьмя маленькими детьми умоляла его:
– Пропустите… Во имя Аллаха! Моего мужа убили гяуры. У меня нет денег, чтобы заплатить.
