Гордыня всегда была для Брена ближайшим входом в сад, все тропинки которого вели прямиком в чистилище. Во всяком случае наставники в школе послушников и отец Рубин, надзирающий за молодым монахом, неоднократно накладывали на него за это самые тяжелые исправительные наказания. И хотя все деяния свои Брен совершал исключительно во славу Всевышнего, каждый раз почему-то оказывалось, что толкала его на это нечестивая гордыня.
— Эй, монах, — пробулькал внезапно мутант, и короткая судорога прошла по его телу. — Долго там еще будешь бубнить? Хватит меня мучить — бей поскорее.
Брен в замешательстве уставился на затылочный глаз твари. Он знал, что многие мутанты умеют изъясняться по-человечьи, но обычно это была лишь нескладная попытка вымолить пощаду — бесовская уловка богопротивного создания, желающего убедить карающий меч, что свершается великая несправедливость. А тут впервые мутант просил своего палача поторопиться.
— Ты мне не указывай, — низким хриплым голосом сказал Брен. — Когда надо будет, тогда и порешу.
— Ну, пока ты еще не зарезал мыслящее существо, надеюсь, разрешишь мне немного поболтать с тобой перед смертью? — Не дожидаясь разрешения, мутант чуть-чуть приподнялся и выпростал из-под себя худые, перевитые жилами руки, устраиваясь поудобнее.
— Да какое ты мыслящее? — возмутился Брен. — Попугоны на рынке тоже много болтают. Знаешь, сколько голов я свернул бесовым птицам?
Он уже собирался без затей загнать нож поглубже в открытую мякоть шеи мутанта, как вдруг тот сказал:
— Я чувствую твою тягу к небу. И это не желание слиться с твоим богом. Ты хочешь летать, верно? А ведь я мог бы тебе в этом помочь.
Рука Брена замерла на клинке. Потом он медленно вытащил лезвие ножа из-под хрящевого панциря мутанта и спросил с подозрением:
— Ты телепат?
— Совсем немного. Я не копаюсь в чужих головах, но улавливаю, о чем думают те, кто похож на меня.
— Тогда тебя резать нельзя, — рассудительно сказал Брен.
— Нельзя, — охотно поддержал его мутант.
— Согласно уложениям о Чистоте тебя следует сжечь на костре.
— Я могу рассказать, как сделать крылья, которые смогут поднимать тебя в небо. Ненадолго, но почти в любое время. Без топлива, движков и прочих дорогих вещей. Был бы ветер. Можно я перевернусь на спину? Или хотя бы на бок? А то мне трудно дышать.
— Крылья… — медленно повторил Брен, присаживаясь перед мутантом на корточки. — И я смогу летать, как птица?
— Даже лучше, — закивал, насколько позволяла кожаная петля, мутант. — Махать руками не надо. Уставать почти не будешь. Сам понимаешь — такой секрет стоит больше, чем моя жизнь. Надо будет еще и доплатить.
— У меня в самоходе есть лишняя горючка, — светлея лицом, сообщил Брен. — Если ею тебя облить и поджечь — выйдет отличный костер.
— Хорошо, просто жизнь, — быстро сказал мутант. — Я не вру, слушай: нам потребуется двадцать шкурок, оставшихся после линьки ползунов. Это несложно добыть.
— Чего их добывать? — фыркнул Брен. — Вон в холмовейнике полно. Кстати, они наверняка неплохо горят!
— Толстая проволока, улиточный клей, самые длинные кости пылевых сурков… — Мутант говорил все более хриплым голосом и вдруг засипел, мелко тряся головой. — За… ды… хаюсь!
— Ладно, — буркнул Брен, перерезая веревку на его шее и одним движением переворачивая мутанта на спину. — Дыши, бесово отродье. Но только попробуй заорать. Сразу нож в горло — и летать будешь уже только в преисподней.
— Воды бы еще, — закатывая глаза и позволяя связать свои тонкие руки, попросил мутант. — Не бойся, не обману. Ты большую часть секрета узнал. Уже завтра сможешь сделать крылья и осуществить заветную мечту. Подумай: глоток воды за возможность летать!
Мутант угадал. Последние недели Брен действительно только и думал о небе. И за рецепт крыльев, которыми не надо махать, был готов расщедриться даже на воду. Смущала необходимость сотрудничать с богомерзкой тварюгой, но достижение любой цели требует жертв. И хотя наставник Рубин вряд ли одобрил бы такое отступление от правил, монахам-одиночкам всегда приходилось самостоятельно принимать решения по многим вопросам. И далеко не каждый раз они строго следовали уставу Ордена.
— Дай слово, что не станешь орать, — потребовал монах. — У нас с тобой полюбовное дело выходит. Тебе — жизнь. Мне — рассказ о крыльях.
— Честное пречестное слово даю! — горячо заверил его мутант.
Брен в сомнении почесал густую бороду, повернулся и пошел к замаскированному среди развалин самоходу. Маленькая одноместная машина легко помещалась за грудой камней, а засыпанная песком, не менее легко выбиралась из него, стоило завести движок да посильнее качнуть рычаг подачи топлива.
Тонкий вибрирующий вопль раздался за спиной как раз в тот момент, когда Брен вытащил из сундучка под сиденьем кожаную флягу с водой. Этот звук монаху был знаком очень хорошо. Серьезные расхождения в наречиях не мешали почти всем мутантам звать на помощь именно таким универсальным способом. И несмотря на то что между связанной тварью и лагерем его приятелей были холмовейник и глубокая впадина, Брен не сомневался, что уже через несколько минут явится подмога. Словно желая лишить монаха последней надежды, мутант заверещал еще громче, и почти сразу издалека донеслись возбужденные вопли его сородичей.
Брен коротко ругнулся, приняв на себя грех сквернословия, и начал вытаскивать патронные сумки с подготовленными боеприпасами. Затем напился, проверил, хорошо ли снимается с креплений на самоходе тяжелый длинный нож с расширенным лезвием на конце, повесил через плечо чехол для трехзарядного ружья. Само ружье, завернутое в тряпки, было закопано рядом с передним колесом, и когда Брен вытащил его, зарядил и убрал в чехол за спину, дьявольские вопли мутантов раздавались уже гораздо ближе.
Но и монаху оставалось только оседлать свой четырехколесный самоход. Движок взревел не хуже самого громогласного мутанта и выбросил столб черного дыма. Брен дернул за рычаг, надежная машина с ревом вырвалась из песчаного плена. Окутанный столбом пыли, дыма и облаком разлетающегося песка, монах промчался мимо связанного мутанта, притормозив лишь для того, чтобы бросить ему на морду свой тяжелый плащ. Мутант снова попробовал заорать, но быстро затих: под плотной тканью, покрытой вараньей кожей, даже дышать было непросто.
Пригнувшись к рулю, Брен промчался вдоль подножия холмовейника, взлетел на пологий склон соседней высокой дюны и остановился, чтобы оценить ситуацию. В чадном дыму и клубах иловой пыли он был заметен, наверное, даже из Киева. Почти одновременно вершина холмовейника украсилась двумя дюжинами самых разных мутантов, своими уродствами похожих на страдальцев из дома последнего милосердия, что, однако, не мешало им активно двигаться и размахивать устрашающего вида оружием. Заметив одинокого монаха на самоходе, мутанты завопили на разные голоса и устремились вниз по склону, не обратив внимания на слабо подергивающийся темный монашеский плащ на песке.
