– Ты не поймешь… – глухо ответила ошарашенная Софья.
– Попытайся. Или, может быть, ты стремишься приблизить смерть своих детей?
– Скотина… – буквально выплюнула Софья, покосившись на сидевшего рядом с ней наследника престола – Александра, жестко и холодно смотревшего на нее. Он все прекрасно понимал, а его револьвер у него всегда был на поясе. И рука не дрогнет, даже если допустить, что сам Петр ничего предпринимать не станет…
– Возможно. Но ты не ответила на мой вопрос.
– А ты разве не понимаешь? – зло усмехнулась Софья. – Лучше бы ты меня убил. Нет. Ты захотел быть добреньким. Всю последующую жизнь превратил в одну сплошную пытку. Я ведь смотрела на тебя и понимала, что на престоле могла бы быть я… Я, понимаешь? Годами, десятилетиями сидеть на краю света и смотреть, как ты живешь и процветаешь, раз за разом выкручиваясь и творя совершенно немыслимые вещи. Раз за разом… из года в год… – Она покачала головой.
– Так это простая зависть? – искренне удивился император. Ему явно хотелось услышать какую-нибудь более сочную, яркую и в какой-то мере душещипательную историю. Но нет, все банально. Его сестра не потрудилась даже попытаться выкрутиться или хотя бы увести из-под удара детей. Видит бог – он давал ей шанс. В очередной раз. Но…
– Нет! – взвилась Софья, снова чуть привстав. – Ты хотел отнять у меня последнее, что у меня было! Детей!
– Ясно… – разочарованно произнес Петр, уже не слушая. – Милая, – кивнул он в сторону Анны, – ты могла бы позвать конвой. Ребята, пожалуй, истомились под дверью. И да, удостоверьтесь, чтобы эта великовозрастная идиотка в камере не покончила с собой.
– Не-е-ет! – заревела сестра и, выхватив одну из заколок-шпилек в своей сложной восточной укладке, бросилась на императора.
Рывок был таким решительным и напористым, что Александр, приглашенный специально для контроля, не успел выхватить револьвер и отреагировать раньше, чем случилось непоправимое. Из-за этого в лицо Петру полетели не только брызги содержимого черепной коробки его «любимой» сестры, но и эта проклятая шпилька. Тяжелая экспансивная пуля, калибром двенадцать миллиметров сделала свое дело… только чуть позже, чем требовалось.
– Проклятье! Дура! – воскликнул вскочивший Петр. Выброс адреналина был сильный настолько, что он только спустя несколько секунд заметил, воткнувшуюся ему в шею шпильку. Поморщился от досады, но выдергивать не стал.
– А что ей оставалось? – пожала плечами Анна и распорядилась пригласить дежурного врача. Шпилька на вид не представляла угрозы для жизни. Но ее требовалось не только извлечь, но и рану обработать.
– Попытаться меня уговорить! Идиотка! Неужели она думала, что я действительно устрою эту феерию с публичной казнью?
– Она была явно не в себе… Петя… Петя, что с тобой? – запричитала Анна, отметив, что ее муж немного покачнулся и как-то странно замотал головой.
– Не знаю, – медленно произнес император и как-то грузно осел в кресло. – Мне нехорошо. Голова кружится. Дышать тяжело. Слабость… мутит…
Императрица бросилась к мужу, обтерла лицо и, осмотрев рану, резким движением извлекла шпильку. Кое-какие представления об анатомии и медицине она уже имела, понимая, что от такой незначительной ранки взрослый, крепкий мужчина не осядет по стеночке, словно малахольная девица. Так что…
– Яд! Вот сволочь… – с нескрываемой досадой произнесла Анна. – Там был яд, – повторила она, внимательно изучая шпильку и принюхиваясь.
– Что? – тихо переспросил Петр.
– Эта сволочь носила с собой смертельное оружие, а мы даже не удосужились о нем подумать. Моя вина. Шпилька была полой с ядом внутри. Кончик у шпильки хрупкий, он отломился у тебя в шее.
– Много яда?
– Солидно. И все в тебя попало.
– Это конец… – с едва заметной усмешкой на губах отметил Петр, которому буквально на глазах становилось хуже. – Милая… пообещай, что не станешь убивать ее мужа и детей.
– Хорошо… – нехотя кивнула Анна, с трудом себя пересилив. Потому что именно это она и хотела предпринять. И не только их. Ей хотелось медленно и с особым цинизмом вырезать всех, кто был дорог этой… женщине. Она понимала, что Петр уже не в себе и эта просьба – глупость несусветная. Ибо в трезвом виде государь такого никогда не сказал бы, но отказать умирающему мужу императрица не могла. – Милый… нет… не уходи… – глотая обильно выступившие слезы, произнесла Анна.
– Смерть, – уже теряя сознание и задыхаясь, выдавил из себя Петр с огромным трудом, – это только начало. – После чего отключился и спустя несколько минут умер. Слишком велика была как порция яда, так и скорость его проникновения в организм. Ведь эта гадость попала в кровь через сосуды, расположенные на голове. Шансов у Петра не было. Как и времени, чтобы что-то предпринять. Он просто умер.
Где-то в Вечности
Жуткие мучения и болезненные ощущения кончились практически внезапно. И в этот момент вернулось сознание, которое, казалось, уже совершенно выжгло агонией. Петр осмотрелся по сторонам и обнаружил себя в той же самой комнате, где умер. Вон лежит Софья, у которой тяжелой пулей половину головы снесло. Вот его скривившийся труп, а на нем рыдает Анна. Искренне, истово. Просто лежит на нем и ревет, словно она не грозный начальник самой опасной в мире разведки, а обычная деревенская баба. Сын с хмурым лицом стоит рядом. Молчит. Он растерян и не знает, как поступить…
Вдруг все вокруг залило ярким белым светом, и картинка исчезла.
Петр огляделся, но никаких признаков стен, потолка, пола или хоть каких-либо предметов не было. Император попытался потопать, но бессмысленно. Словно пустота. Впрочем, чувства падения тоже не было. Очень странно.
– Человек смертен, – тихо произнес смутно знакомый голос из-за спины, – но это еще полбеды. Плохо то, что он внезапно смертен. Вот в чем фокус![27]
Государь оглянулся и увидел прямо посреди слепяще белого света небольшой оазис сочной зеленой травы, на которой сидел в изящном резном кресле красного дерева его старый знакомец…
– Адонай, – произнес император и вежливо поклонился, едва кивнув головой, дабы обозначить приветствие, но не выражать преклонение. Старик, буквально выдранный из кинофильма «Матрица», прямо со съемок эпизода с Архитектором, усмехнулся и сделал жест рукой.
– Присаживайся.
После чего лужайка на глазах расширилась, появилось второе кресло и небольшой столик с чайным сервизом.
– Давно мы не виделись, – спокойно произнес Петр. – Признаюсь, я уже стал забывать о тебе.
– Ты не рад меня видеть?
– Сложно сказать, – едва заметно пожал плечами император. – Я устал. Два столетия напряженной гонки – штука выматывающая.
