В соседнем окне давались изображения полей, вовсе малоизученных, но уже фиксируемых самыми передовыми датчиками.
Пока нельзя было понять, на что они влияют и как их использовать, но они были видимы, и это являлось новой задачей для отдела ронвердов, для их интуиции и метасоматического аппарата.
Брейну и его товарищам указали место, где можно было встать в десяти шагах от командира корабля – у стеночки, чтобы не мешать.
– Тут можно подождать, пока командир освободится и подойдет к вам, чтобы поговорить, – сообщил лейтенант.
Брейн был удивлен тому, откуда лейтенант все это узнает, ведь он все время находился с группой и не вел никаких разговоров по радио.
Между тем Брейн заметил, что командир корабля, штурман и связист о чем-то быстро переговариваются.
Потом последовали команды и выкрики, слишком громкими, по его мнению, голосами.
Дежурные с терминалов разведки сообщали что-то вроде:
– Двадцать восемь – не опознанный.
– Шестнадцать – не опознанный.
– Двадцать четыре – не опознанный. Отставить, двадцать четыре – опознан.
– Траверс! – громко объявил командир, как будто обращаясь в никуда.
И снова:
– Семь – не опознанный!
– Двадцать шесть – тридцать семь, это – «лира».
– Вас понял, – бубнил плохо отрегулированный динамик. – Это «лира». Пропускаем.
– Траверс! – снова кричал командир, но ему никто не отвечал, как будто все сговорились его игнорировать.
– Четыре четыре шесть двадцать четыре двадцать восемь. Вижу «юг», не вижу «север». «Северо-восток» фиксируется хорошо.
– Траверс! – снова кричал командир.
– Траверс в норме, рассеивание стандартное! – неожиданно для Брейна отозвался штурман.
– Хорошо, – сказал командир. – Начинайте ранк по долготе!
Не успели Брейн и его команда немного привыкнуть к этим странным взаимодействиям членов команды, как вдруг что-то стало меняться.
На гигантских панелях появились новые панорамы – сверкающие точки на черном поле.
– Сэр, группа генерала Вольфа запрашивает поддержку. У них проблемы, – сообщил связист.
– Какого рода проблемы? – спросил командир корабля.
– Я выдаю запрос на монитор…
Что-то там появилось на мониторе, но Брейн этого не видел.
– Так, понятно. Рулевой – разворот. Идем по курсу группы генерала Вольфа.
– Слушаюсь, сэр! – отозвался рулевой.
– Ускорение разворота – семьдесят пять процентов от максимального…
– Принимаю семьдесят процентов от максимального, – продублировал рулевой, и хотя он, как показалось, так и остался стоять на месте и не совершал никаких резких движений руками, Брейн стал ощущать, что начал заваливаться налево, а потом всех начало прижимать к полу – должно быть, так ощущалось новое принятое ускорение.
– Два-семнадцать-двадцать восемь, – сообщил рулевой. – Вышли на курс.
– Вышли на курс – принял, – сообщил помощник командира – стоявший неподалеку офицер в чине майора.
– Передаю на артиллерию. Левый-правый-корма-нос, как приняли?
– Левый-правый-корма-нос – готовы полностью, – отозвался кто-то по большому динамику.
– Принято, – ответил командир. – Приготовиться к входу в боевой район…
И тут же внутренний радиоэфир наполнился почти неразличимыми для постороннего скороговорками – службы корабля делали быстрые доклады о готовности к бою.
Крейсер шел на помощь группе кораблей, которые вели бой с мятежниками.
– Артиллерия готова полностью, – сообщил помощник капитана.
– Принято, – ответил командир и стал смотреть на быстро сменяющиеся картинки на больших экранах.
Та панорама, где прежде был черный фон и незначительные искрящиеся объекты, теперь разительно изменилась.
Теперь Брейн мог совершенно отчетливо различать силуэты кораблей, от которых расходились разноцветные трассеры снарядов. Те, что были поярче и расходились частыми дорожками, по всей видимости, принадлежали десятидюймовым артавтоматам, а пятна цвета красных углей – двигались быстрее и выглядели куда страшнее – это были тридцати- и сорокадюймовые болванки, несшие своим врагам полное уничтожение.
– Шесть-пятнадцать-двадцать семь, – сообщил штурман. Но на его сообщение никто не отреагировал.
– Артиллерия докладывает – первый тест передали лаборатории.
– Лаборатория – первый тест в работе. Как поняли, мостик?
– Нормально поняли на мостике! – отозвался лично командир. – Давайте поскорее, ребята. Скоро будет жарко!
– Первый тест в работе, – повторил динамик.
Самое время было поинтересоваться у лейтенанта-особиста, что тут происходит, но, оглянувшись, Брейн его не нашел.
– Добавить тяги до девяноста! – приказал командир.
– Мотор, как слышите? Добавить тяги до девяноста! – продублировал помощник.
И тотчас все почувствовали толчок, когда двигатели заработали с большей отдачей.
– Восемнадцать – дробь четыре. Расход восемь, – сообщил со своего поста штурман. Брейн и его бойцы переглянулись. Они по-прежнему мало что понимали.
– Докладывает артиллерия, командующий общим, – пробубнил динамик. – Цели – в пределах, разрешите открыть огонь?
– Разрешаю открыть огонь, – сказал командир.
– Открыть огонь – разрешено, – продублировал помощник.
Брейн почесал в затылке. Он пытался, как мог, понять алгоритм управления крейсером, но у него не получалось. Уже одно то, что часть команд капитана дублировалась, а другая почему-то нет, вызывало недоумение.
Крейсер содрогнулся от дружного залпа.
– Режим свободный, – сказал командир.
– Режим свободный! – повторил помощник.
– Режим свободный – принято, – ответил из динамика артиллерист. И на смену вызывавшим содрогание корпуса залпам пришли отдельные незначительные толчки, когда артиллеристы били из орудий по мере готовности и обнаружения цели.
– Бе-бе-бе-бе-бе-бе… – прозвучало из динамика.
– Настройте, помощник! – приказал капитан.
Помощник бросился крутить какие-то ручки на стенде, но из динамика повторилось прежнее:
– Бе-бе-бе-бе-бе-бе.
– Помощник – настройте! – громче приказал капитан.
– Сэр, я настраиваю, но противник ведет по нам РЭБ-атаку!
– Разведка дает неадекватные данные, мы бьем в пустоту, сэр! – раздался из динамика голос, который Брейн узнал, это был главный артиллерист крейсера.
– Разведка, что у вас там?! – крикнул помощник, не дожидаясь реакции командира корабля.
– Разведка – в порядке, цели закрываем в адеквате. Это РЭБ показания наши поджаривает, сэр, а контр-РЭБ не работает!
– У нас недокачка, сэр! – пожаловалась служба контр-РЭБ
