У встреченных мужиков тоже когда-то снесло крышу на почве полного песца. Сначала они сколотили полувоенную организацию медленно, но верно превращавшуюся в банду. Изучали специфическую литературу, стреляли, окапывались, устраивали схроны. Когда всё началось, стройными рядами двинулись к ближайшему укрытию и оказались в метро. Там эти «мародёры» с «карателями» с лёгкостью подмяли под себя власть и вроде до поры до времени мирно сосуществовали с остальными станциями и не пытались качать права перед Генералом. Как жили остальные обитатели, мне неизвестно.
Определённую безопасность от тварей с поверхности «сювайверы» могли обеспечить, но вот что касается всего остального
…
Всё это я узнал от наших сопровождающих, которые, разумеется, были осведомлены о соседях намного лучше. Благо разговаривать между собой нам не запретили, и мы могли без особой опаски перекидываться друг с другом короткими фразами.
Я пытался проанализировать ситуацию, и выводы напрашивались неутешительные. Зря мы так легко позволили разоружить нас. Но что поделаешь, уже поздно и ничего не исправишь. Да и не владели мы всей полнотой информации.
Дозорные вдруг решили проявить гостеприимство. Нам принесли по граненому стакану, доверху наполненному мутной жидкостью. Отказаться было себе дороже, поэтому я с содроганием выпил отвратительно пахнувший самогон. Желудок едва не вывернулся наизнанку, но я всё же стерпел. Голова сразу стала тяжёлой, в ушах зашумело. Меня сразу закачало как камыш на ветру. А потом я закашлялся. Крепкая попалась, зараза!
Часовой, который принёс это «угощение» довольно засмеялся и хлопнул меня по плечу:
— Это по-нашему! Не переживай, братело, если ещё захочешь, проси смело. У нас этого добра хоть жопой ешь. То есть пей, — поправился он.
— Да нет, спасибо. Повременю, — отказался я.
Остальные тоже не возжелали добавки. Самогон драл глотку не хуже напильника.
Дозорному было скучно, он не спешил к своим, а уселся поблизости с интересом рассматривая новые лица. На Лило его взгляд останавливался всё чаще и чаще, но определённых границ этот тип пока не переходил. Тем не менее, я напрягся. В любой момент ситуация могла перемениться.
Изредка до нас доносились пьяные смешки часовых вперемешку с женским повизгиванием. Каждый гуляет, как умеет.
— Что вы собираетесь с нами сделать? — спросил я, когда откашлялся.
В голову по-прежнему лезли нехорошие мысли. Судя по всему, местные вступили в конфликт с Центральной, потому и придрались к нашим документам и тем более конечной цели маршрута.
В итоге вырисовываются неинтересные перспективы. В лучшем случае завернут назад, в худшем — убьют или отправят в рабство.
Наверняка здешний «бомонд», состоящий из таких мордоворотов, сам по себе и пальцем об палец не ударит. За них все бытовые работы выполняют другие. Право сильного.
Этот дозорный охотно шёл на контакт. Он пожал плечами и ответил:
— Да ты не напрягайся. Всё будет нормально. Придёт смена, мы заберём вас с собой, отведём к начальству. А оно определится.
— А давно у вас с Генералом конфликт? — пользуясь моментом, спросил я.
Дозорный ухмыльнулся:
— А ты смышленый. Быстро просёк. В общем-то да, тёрки у нас с Центральной. Тамошние хмыри решили налог с нас увеличить, ну мы и послали их на три буквы русского алфавита. Теперь вот выжидаем, кто первым на попятную пойдёт.
— И что, не боитесь последствий? — удивился я.
На Двадцатке за всю её историю даже не заикались о лёгком споре с Генералом, а тут похоже дело идёт к открытому противостоянию.
Хотя на испуг местных не возьмёшь. Укрепились они на славу, так просто не выкуришь. Дисциплинка, конечно, так себе, но отпор «сювайверы» дадут — мало не покажется! Тут и станковые пулемёты есть, и парочка гранатомётов. Любой вражеский отряд пощёлкают за милую душу.
Но знают ли они о тварях с пси-возможностями? Скорее всего, нет. В таком случае, всё их оружие окажется бесполезным.
Тут к кабану развлекавшему нас разговорами, присоединились ещё два. Накачанные, уверенные в себе, наглые, с тупыми противными рожами, так и просящими кирпича. Ни говоря ни слова, вцепились в Лило и поволокли к расстеленным на земле матрасам, где их товарищи вовсю развлекались с девицами.
— Пацаны, стойте, — не очень решительно произнёс оставшийся возле нас дозорный, но никто даже не оглянулся.
Он немного растерянно улыбнулся, показывая, что не имеет к происходящему никакого отношения. Вновь предложил выпить:
— Без обид, мужики! Давайте ещё хлопнем по стаканчику. Ничего с вашей тёлкой не будет, — слабо веря в свои слова, миролюбиво завершил он.
Не знаю, на что я надеялся в тот миг, может, на разум нашло помутнение или попросту потерял страх, и мне на всё стало наплевать, но, так или иначе, я ринулся на этих бугаев с голыми руками.
Мой поступок нельзя было назвать жестом отчаяния, я вполне мог не рыпаться и позволить событиям идти своей чередой. Кто знает, вдруг всё бы и обошлось: Лило заставила бы насильников изменить намерения. В конце концов, она дралась не хуже меня и могла прибегнуть к тем тайным талантам, что проявила на соседней станции. Вдруг ей бы удалось превратить этих скотов в стадо послушных овечек.
Но я всё равно решил вмешаться и ринулся как собака в драку.
Меня быстро сбили с ног умелой подсечкой. «Сювайверы» не вылезали из тренажёрного зала, не понаслышке знали, что такое спарринги и драться умели. Они считали меня щенком, который с тявканьем бросился на волкодавов. И это была их ошибка.
Да, внешне я не произвожу впечатление штурмующего укрепления танка, у меня средний рост и средняя комплекция.
Не сажусь на шпагат, не могу похвастаться растяжкой, не знаю хитрых приёмчиков. Но я всю жизнь дерусь и делаю это самозабвенно. При этом на меня иногда находит настоящее бешенство. Я способен не чувствовать боли, биться до последнего, до изнеможения, потери ориентации и самоконтроля. Мне плевать на жалость, на сострадание. Я бьюсь, дерусь как машина.
Чтобы меня остановить, надо очень постараться.
А эти парни… Они давно не встречали достойного противника, не осознавали, что загнанный в угол зверёк способен на такое.
И я дрался. Самозабвенно, как никогда в жизни. Пока чей-то удар не разлучил меня с сознанием. И снова наступила темнота, в которой нет звёзд и нет меня.
Просто чернильная мгла. Всеобъемлющая как Вселенная и такая же холодная, пустая и безразличная.
Пробуждение было не из приятных. Мужики проехались по мне сурово. Уж отколошматили так отколошматили, на совесть. Странно, но никакой ненависти по отношению к ним я не ощущал. Скорее всего, потому, что своего добился:
