— Мда, и что это, какие нах#и волчьи глаза ещё, — подумал я, просто и спокойно. Как будто и не было меня, который несколько часов назад кричал и плакал словно маленькая девочка. И тут я понял, что оставшееся желание жить, после зрительного контакта с камнем затмевает всё. Прячет и глубоко отбрасывает все эмоции, которые могут помешать мне выжить.
— Ну что же, может это и к лучшему, — пронеслось мыслью в голове. Первым делом глянув на мертвого красавчика, я вытащил из его груди нож. Холоднячек явно может помочь мне в моем деле. Это оказался достаточно большой нож, или даже кинжал. Хотя где нож переходит в кинжал и по каким критериям я не знал. Подумав куда его спрятать, и окинув себя взглядом не придумал ничего лучше, чем голенище сапога. Да и в фильмах про ВОВ такое часто показывали, а значит это удобно и практично. Попытался просто просунуть в голенище, вышло явно не очень, сапоги были в облипку, свободного места не хватало. Мало того, что это было не удобно, так ещё и очевидно — нож бы в голенище не заметил только имбицыл. Думая, что делать и куда спрятать нож, нарвался взглядом на сапоги мертвого красавца.
— Ну а почему нет, тебе они уже точно не нужны, — подумал я и принялся стаскивать сапоги с мертвеца. Примерил и остался доволен. Если пытаться охарактеризовать мои сапоги и снятые сапоги с мертвеца одним словом, то мои это красота, а снятые — удобство.
— Размерчик то мой, — подумал я примерив сапоги, — да ещё и с бонусом.
В снятых сапогах оказались мини ножны в правом сапоге. Парень то молодец был, не то что я, нож в сапоге имел, на всякий случай. Мой ноже-кинжал достаточно неплохо зашёл в эти сапожные ножны, было видно, что ножны точно для чего-то другого, покрупней. Но и этим я был очень доволен, и, мысленно, сказал спасибо своему мертвому соседу. Нож явно тоже был его. И пронёс он его сюда вот так — в голенище. Но почему он оказался у него в груди не понятно, хотя логически в моих мыслях все почти сложилось. Так как кистей у всех солдат не было, а только у нас двоих, парень видать решил отжать у меня мой камешек, ну или просто мы что-то не поделили. И в разборках я его того, ну или мой предшественник, или может ночью — спящего. Хотя не все до конца понятно, когда я очнулся то я его как бы обнимал и ладошку мою он накрывал, но всё-таки рука моя на ноже была. Ладно за основную версию пока примем, что его грохнул я, в попытке моего ограбления. Короче — самооборона. Ну и есть еще охранники, но они вряд ли, какой им резон.
По моим биологическим часам было, наверное, уже часа два дня, когда открылась дверь и зашли все те же двое рыцарей. Я скромно сидел у дальней от входа стены облокотившись на неё спиной. Правой рукой я «мансовал» камнем, как заправский гопник жигой. Это меня успокаивало. Полуоткрытыми глазами я наблюдал за действиями рыцарей. Один остался стоять у двери, а второй проходился между рядов солдат, что-то высматривая, и периодически пиная некоторых. Дойдя до конца сарая, он увидел меня и что-то начал говорить. Это был французский, я его учил в школе. Разговаривать я конечно не умел, да и учил это звучит громко, но распознать его мог.
Сказав мне что-то на французском, он тыкнул пальцем на мертвеца и покачал головой. После ещё пары фраз на французском он пнул ногой уже меня, на что я просто уставился на него и замотал головой. Рыцарь крикнул своему напарнику у дверей и тот направился к нам. В дверях же появился третий, — а парни бдят, — прокрутив увиденное подумал я. Когда подошёл второй рыцарь с металической тарелкой на голове они начали что-то обсуждать. Я не сразу обратил внимание на хищный взгляд рыцаря в тарелке. Он смотрел то на меня, то на мертвого парня и мерзко ухмылялся. Выглядело это как будто ребёнок смотрит на игрушку, которую явно и давно хочет поломать.
Спустя минуту разговора рыцарь в тарелки на ломаном русском спросил у меня — кто убил игрушку сына графа? — тыкая пальцем на мертвого.
— Не знаю, — ответил я, опустив голову и сжимаясь подбирал под себя ноги, чтоб нож на всякий случай был поближе.
— Тебе не повезло остаться живим милый мой мальчик, я не пойму, как ты выжил, но сына графа это порадует, когда мы вернули этого, — рыцарь в тарелке указал на труп, — я был уверен, что ты мёртв.
— Сын графа обещал хороших лошадей нам за вас двоих, и мы намерены их получить, — сказал говорящий на ломаном, но понятном русском языке тарелкоголовый.
— Ладно сыну графа скажем, что этот, — указывая на мертвеца, — сам себя убил, хотя это сделал явно кто-то из охраны, ночью кто-то приходил? — спросил он у меня.
— Не знаю, я никого не видел, мне было плохо, я бредил, — ответил я ему максимально жалостливым голосом. За что сразу получил пинок в рёбра от тарелки.
Я больно ойкнул и ещё больше сжался, — ты забыл добавить господин, мясо, — сказал рыцарь.
— Извините господин, я не видел ничего господин, я очнулся, а он мёртвый господин, — быстро протараторит я.
Довольный эффектом, тарелкоголовый стукнул своего напарника по плечу увлекая за собой к выходу и на ходу начал ему что-то рассказывать на французском. Подойдя к выходу, они начали вытаскивать одного за другим солдат на улицу. Первыми вытаскивали солдат, которые меньше всего подавали признаков жизни. Вытащив человек десять из сарая захлопнули дверь. Мне стало интересно, для чего нужны безрукие пленные солдаты. И я аккуратно прокрался к дверям, чтоб в любой момент, при приближении звуков снаружи можно было рвануть обратно. Приблизившись к дверям пару минут искал удобную щель для наблюдения. Щелей было много, но из части ничего не видно, други сильно маленькие, часть вообще смотрит не туда. Найдя маленькую подходящую щель, я аккуратно расковырял ее ножом сделав больше, достав его из ножен сапога. Закончив расширение начал наблюдать. А посмотреть было на что. В центре импровизированного плаца или площади стоял грубо сколоченный стол. Обычный стол, к которому приделали кожаные ремни, чтоб фиксировать человек, которого на него сейчас положили. У стола в ряд лежали измученные солдаты, большенство из них были без сознания, только пару из них тихо стонали в бреду. Фиксированием солдата к столу занимался типичный палач, прям как из кино, в колпаке и с голой, волосатой грудью. Помогали ему два подручных рыцаря, которые подтаскивали солдат и бросали их на стол. И вот когда очередного солдата закрепили, хоть он и не подавал признаков сопротивления, палач стал у стола и жертвы, рыцари ушли в сторону, мне их стало не видно. Палач поклонился и указал кому-то в сторону, куда он указал мне было не видно, не хватала обзора. И вот спустя пару минут со стороны, в которую указывал палач выпорхнуло милое создание — юная, милая девушка. На вид ей было лет восемнадцать, в красивом красном, по талии платье из бархата. С длинными рукавами и, в меру, открытой грудью. Окантовка платья по вырезу декольте и манжеты были из чёрной материи. На спине был чёрный красивый бант из черного шелка.
Ее красивое лицо выражало безмятежность, спокойствие в перемешку с достоинством и гордостью. Первый раз в жизни, я понял значение слово — аристократ. Много раз я читал и слышал слова, что лицо человека может быть аристократичным, но в своём понимании таких не встречал. И вот свершилась мечта идиота — увидел аристократическое лицо.
Тем временем юная барышня подошла к распятому солдату, и подняла правую руку, согнув ее в локте. В руке у неё оказался красивый кинжал, украшенный большим количеством драгоценных камней. Лёвой рукой она взяла свой кулон, который висел на серебряной цепи. Я почти сразу догадался, что её кулон это такой же, как и у меня камень. Что-то сказав, она безразлично, не испытывая не одной эмоции всадила кинжал в грудь солдата. Солдат был без сознания и умер тихо, не издавая никаких звуков. На лице юной аристократки не дрогнул не единый мускул. Железное, ледяное самообладание или она это проделывала не один десяток раз, а то и сотен.
— А вот, по ходу, и зарядка нашей батарейки, — подумал я, не осознано сжимая камень в кулаке.
